Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

- Вы, бабушка, оскорбляете подозрениями честную девушку, запротестовала Ада.

- Вовсе нет, дитя мое. Просто я уже стара и не доверяю тем людям, которых не знаю с детства. А вам это наука на будущее - помните, что не в своем кругу даже знакомства заводить не следует.

Старуха продолжала читать наставления, но Ада ее не слушала. Она с горечью думала о том, что брат убил Цезаря, и еще... о том человеке, из-за любви к которому Мадзя отказалась от брака с Сольским!

"Как же она его любит!" - повторяла про себя Ада.

Глава десятая

Что делает философ и чем занимается сплетник

В середине недели Сольский вернулся из деревни. Вся прислуга высыпала на крыльцо встречать хозяина, а камердинер проводил Сольского на его половину.

- Панна Ада дома? - спросил Сольский, переодеваясь.

- Они в лаборатории, ваше сиятельство.

- А тетушка?

- У их сиятельства болит голова.

- Мигрень?

- Да, ваше сиятельство.

Сольский подумал, что тетушке, наверно, жаль чудесной целительницы, которая излечивала от мигрени одним прикосновением руки.

Переодевшись, он с четверть часа посидел в кабинете, ожидая прихода Ады. Но сестра не являлась, и Сольский сам пошел к ней.

Склонясь над микроскопом, Ада срисовывала какой-то лишайник. Увидев брата, она встала и поздоровалась с ним, но без обычной сердечности.

- Ну, как поживаешь? - спросила она, отметив про себя, что брат загорел и посвежел.

- Великолепно, - ответил он. - Десять часов в сутки спал, четырнадцать часов не слезал с коня. И это пошло мне на пользу.

- Слава богу.

- А ты выглядишь неважно, - сказал пан Стефан. - Взялась, я вижу, за прежнюю работу. Но что это, твоя лаборатория словно опустела? Да, вынесли цветы. А где канарейки? - с улыбкой спросил он.

Сестра строго взглянула на него и снова села к микроскопу.

- Послушай, Ада, - сказал Сольский, - не дуйся! Я знаю, в чем дело, тебе жаль Цезаря. Да, я совершил глупый, мерзкий поступок и теперь дорого дал бы за то, чтобы воскресить этого строптивого пса, но... уже поздно.

Лицо Ады смягчилось.

- Вот видишь, - сказала сестра, - как опасно поддаваться страстям! Да ведь ты, когда разъяришься, способен убить человека.

- Ну что ты! Хотя, признаюсь, на мгновение мне показалось, что я схожу с ума! Ну и везет же мне! Я отвергнут, отвергнут такой кроткой голубкой, как панна Магдалена! И ради кого? Ради этого вертопраха, пана Казимежа! Нет, право, у женщин мозги набекрень.

Панна Сольская уронила на пол карандаш и нагнулась, чтобы поднять его.

- Слышал новость? - сказала она. - Эля Норская выходит за молодого Корковича.

- Потому что не может выйти за старого, он ведь еще женат, - спокойно заметил Сольский. - Молодой Коркович? Весьма удачный выбор. Блондин, толстяк, физиономия глупая; значит, будет хорошим мужем.

- Очень рада, что это тебя не огорчило.

- Ни капельки. Говорю тебе: верховая езда и свежий воздух делают чудеса. Когда я уезжал отсюда, нервы у меня шалили, как у истерички, а теперь я совершенно спокоен, все меня только забавляет. И громче всего я смеялся бы, если бы услышал, например, что панна Магдалена выходит за Норского, который, покаявшись в грехах, возвратился на стезю добродетели и зарекся играть в карты.

Ада была так поглощена рисунком, что даже не ответила брату. Пан Стефан обошел кругом стола, посмотрел сестре в глаза и, нахмурившись, вышел из лаборатории.

Он прошелся по комнатам Ады, словно чего-то искал, и на минуту остановился у двери, за которой еще неделю назад жила Мадзя. Он даже притронулся к дверной ручке, но сразу отпрянул и сбежал вниз, в библиотеку.

В кресле у окна сидел Дембицкий и делал какие-то заметки.

- Добрый день, пан Дембицкий! Что нового?

Математик поднял голубые глаза и потер лоб.

- Получена новая партия книг, - сказал он, немного подумав.

- Ах! - перебил его Сольский, нетерпеливо отмахнувшись. - Если у вас всегда будут такие новости, ваше кресло скоро обрастет лишайниками, которые разводит моя сестрица! Не дом у нас, а сущее наказание! - говорил он, расхаживая по библиотеке. - Одна охает от мигрени, другой размышляет над новой партией книг, а третья, чудная девушка, в свои двадцать лет портит глаза за микроскопом в оранжерее, где сейчас жарко, как в пекле. Ах, эти бабы, эти бабы! А в ваше время среди них тоже свирепствовало какое-нибудь поветрие вроде эмансипации?

- Что-то не припомню, - ответил Дембицкий. - В мое время женщинам было легче добыть себе мужа и кусок хлеба; им не приходилось искать работы вне дома; лишь немногие вели ненормальный образ жизни, а потому женщины реже были эксцентричны.