Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

- А что, пана Зе-едислава, - протянула заседательша, - вы на каникулы не ждете?

- Не думаю, чтобы он приехал, - вздохнула докторша. - После того как он окончил технологический институт...

- С золотой медалью, - вставила заседательша.

- ...он сразу поступил на фабрику и теперь уже сам зарабатывает себе на жизнь.

- Мне из Петербурга писал родственник мужа - он служит в министерстве юстиции, - что пан Зе-едислав сделает прекрасную карьеру. Он изобрел какую-то машину...

- Новый краситель, - поправила ее докторша.

- Да, какую-то ке-ераску, и теперь у него реноме в Петербурге. Родственник мужа писал, что пана Зе-едислава ждет прекрасная будущность, но он чересчур замкнут и не бывает в обществе.

- Работает! - со вздохом сказала мать.

- Да, и немножко увлекается Шопеном.

- Шопенгауэром, мамочка, - поправила ее панна Евфемия, сидевшая у окна. - Шопенгауэр это был философ, пессимист, он говорил, что жизнь - это несчастье, и ненавидел женщин, - продолжала панна Евфемия, обрывая листочки с какой-то ветки и бросая их за окно.

Заседательша кивала головой.

- Вы се-елышите, сударыня! - вполголоса сказала она докторше таким тоном, который означал, что ее дочь необыкновенно образованная особа и что эту ее образованность не ценят в маленьком городишке.

Но докторша в эту минуту не думала о панне Евфемии.

- Здислав, - сказала она со вздохом, - был пессимистом, пока ему казалось, что он нам в тягость. Сегодня, когда он сам зарабатывает себе на жизнь, он уже не предается отчаянию. Зато письма его становятся все короче и короче...

Желая показать, что пан Здислав гораздо меньше ее интересует, чем панна Евфемия, заседательша смотрела в окно. И как назло за цветочной клумбой она заметила тень, которая смахивала на почтового чиновника.

- Фемця, - сказала она, - мне кажется, ты что-то бросаешь за окно...

- Листочки, мама...

- Де-ерогая девочка, - жеманно сказала заседательша, - барышне из общества нельзя выглядывать в окошко или бросать на улицу листочки. Разве ты знаешь, кто может поднять листок и какую безрассудную надежду ты можешь пе-еробудить в его сердце? Выйди, Фемця, в сад, погуляй среди цветочков.

Послушная дочка вышла с видом Марии-Антуанетты, шествующей на эшафот.

- Я услала ее, - сказала заседательша, - чтобы она не была свидетелем нашего разговора. - Вместо "свидетелем" заседательша произнесла "се-евидетелем". - Я не хочу, чтобы это невинное дитя даже догадывалось о том, какой наглец или безумец преследует ее...

Докторша хотела заметить, что Мадзя тоже невинное дитя и при ней тоже не следует все рассказывать. Увидев, однако, что Мадзя спокойно лежит с закрытыми глазами, она промолчала.

- Вы, сударыня, добрый друг нашей семьи, - с глубоким вздохом начала заседательша, - поэтому я открою вам мою ужасную тайну. Вы только представьте себе, этот почтовый чиновник, этот Цинаде-еровский безнадежно влюблен в нашу Фемцю. Мне жаль безумца, но я, быть может, меньше жалела бы его, если бы он не был такого низкого звания.

- Его отец, кажется, богат, - прервала ее докторша.

- Какой-то управитель! А Фемця высшее существо! Поверите, сударыня, вот уже двенадцать лет она тайно от меня и от отца выписывает "Пшеглёнд Тыгоднёвы". Получая на почте журнал, она таким образом и познакомилась с паном Цинаде-еровским.

- На почте бывает столько народу! Кто может запретить молодому человеку влюбиться? - заметила докторша.

- Я с вами согласна и, может, даже пожалела бы несчастного, если бы не одно обстоятельство... Вы знаете, за Фемцей серьезно ухаживает Ке-еруковский. Партия подходящая, и я была бы готова пожертвовать своими материнскими чувствами и отдать за него Фемцю. Меж тем Цинаде-еровский начал преследовать Фемцю, - нет, нет, только взглядами и вздохами! И Ке-еруковский вот уже три недели не был у нас...

"С тех пор как увидел Мадзю", - подумала докторша.

- Не пристало мне... - мялась заседательша, опуская взор. - Нет, нет, мы предпочли бы с Фемцей умереть, чем делать такому мужчине авансы... Но вы, сударыня, были так добры к нам, так оберегали любовь этих двух существ, несомненно созданных де-еруг для друга...

- Чем же я могу вам помочь? - спросила докторша, поклявшись в душе, что шагу не сделает для сближения панны Евфемии и Круковского.

- Он постоянно бывает у вас, его сестра так вас любит. Может, представится удобный се-елучай сказать ему, что мы с Фемцей возмущены Цинаде-еровским и обе питаем к пану Людвику самые де-еружеские чувства.

- Мне кажется, сударыня, все и так уладится, - сказала докторша. - Я не могу говорить об этом с паном Круковским, он ведь знает о наших с вами отношениях. Лучше предоставить все времени...