Болеслав Прус - Кукла

- О сударь, - перебила вдова, покраснев, - вы выступаете, словно обвинитель на Страшном суде. Я тоже отвечу, как пан Вокульский: разве вы знаете, зачем я это сделала?

- Однако и вы это сделали, и бабушка, и мы все так же сделаем, - с холодной насмешкой возразил Старский. - Кроме, разумеется, пана Вокульского, у которого достаточно денег, чтобы дать волю своим чуствам...

- И я сделал то же самое, - сдавленным голосом отозвался Вокульский.

- Как, вы женились ради богатства? - спросила вдовушка, широко раскрывая глаза.

- Не ради богатства, а ради права на работу и куска хлеба. Я хорошо знаю закон, о котором говорит пан Старский...

- Ну, что? - ввернул пан Старский, глядя на бабушку.

- ...и именно потому сожалею о тех, кто вынужден ему подчиняться, закончил Вокульский. - Это, может быть, самое ужасное несчастье в жизни.

- Ты прав, - подтвердила председательша.

- Вы начинаете интересовать меня, сударь, - сказала Вонсовская, протягивая Вокульскому руку.

Панна Эвелина в продолжение всего разговора сидела, низко склонившись над вышиваньем. Вдруг она подняла голову и взглянула на Старского с таким отчаянием, что Вокульский был поражен. Но Старский продолжал похлопывать хлыстом по носку своего башмака, покусывать сигару и улыбаться полуязвительно, полупечально.

За беседкой раздался голос Охоцкого:

- Ну, видишь, я говорил тебе, барыня здесь...

- Так ведь то в беседке, а не в кустах, - отвечала молоденькая крестьянка с корзинкой в руках.

- Вот глупая! - буркнул Охоцкий, выходя из-за кустов и беспокойно поглядывая на дом.

- Ого-го! Пан Юлиан выступает в роли покорителя, - заметила вдовушка.

- Да ведь, честное слово, я только затем пошел через цветники, чтоб покороче... - оправдывался Охоцкий.

- И сбились с пути, как утром, когда везли нас...

- Даю честное слово...

- Лучше уж не оправдывайся, а подай мне руку и пойдем, - прервала председательша.

Охоцкий повел ее из беседки, но лицо у него было такое смущенное, а шляпа так отчаянно сдвинулась набекрень, что Вонсовская не утерпела и весело расхохоталась; это вызвало новую вспышку румянца на щеках панны Фелиции, а Охоцкого заставило несколько раз сердито оглянуться на вдовушку.

Все общество свернуло налево и пошло боковой аллеей к приусадебным строениям: впереди председательша и Охоцкий, за ними девушка с корзинкой, потом вдовушка и панна Фелиция, затем Вокульский, а за ним панна Эвелина со Старским. Из-за калитки, которой как раз достигли передние пары, доносился все возраставший шум; в эту минуту Вокульский услышал тихий разговор позади.

- Иногда мне так тяжело, что хоть в гроб ложись... - шептала панна Эвелина.

- Крепитесь, крепитесь! - тоже шепотом отвечал Старский.

Только теперь Вокульский понял цель предпринятой прогулки, увидев, как по двору навстречу председательше бежит целая стая кур, а она сыплет им зерно из корзинки... За курами показалась птичница, старая Матеушова, и доложила барыне, что все благополучно, только утром над двором кружил ястреб да пополудни одна курица чуть не подавилась камешком, но, слава богу, все обошлось.

С птичьего двора председательша проследовала к хлевам и конюшням, а работники, большей частью люди пожилые, перед нею отчитывались. Тут едва не случилось беды: из конюшни выскочил рослый жеребенок и, встав на дыбы, точь-в-точь как пес на задние лапы, кинулся было на председательшу. К счастью, Охоцкий удержал резвое животное, и председательша, как обычно, попотчевала его сахаром.

- Он вас когда-нибудь покалечит, бабушка, - с неудовольствием сказал Старский. - Где это видано приучать к таким нежностям жеребят, из которых со временем вырастают лошади!

- Ты всегда говоришь разумно, - отвечала председательша, поглаживая жеребенка; тот положил морду ей на плечо, а потом побежал за ней следом; батраки с трудом загнали его обратно в конюшню.

Даже некоторые коровы узнавали свою госпожу и приветствовали ее тихим, ласковым мычаньем.

"Удивительная женщина", - подумал Вокульский, глядя на старушку, которая умела внушать любовь к себе и животным и людям.

После ужина председательша отправилась спать, а Вонсовская предложила пройтись по парку.

Барон без особого удовольствия принял предложение. Он надел теплое пальто, закутал шею платком и, взяв под руку невесту, пошел с нею вперед. О чем они говорили, никто не знал, только можно было заметить, что она побледнела, а у него выступили красные пятна на щеках.

Около одиннадцати все разошлись, а барон, покашливая, проводил Вокульского в его комнату.