Шамма Шахадат - Искусство жизни - Жизнь как предмет эстетического отношения в русской культуре XVI–XX веков

В процессе создания конвенциональной лжи первая стадия, это, по Ницше, изобретение понятий, призванных отождествить «социальное» и «стадное» (Nietzsche, 1984а, 1019). Следующий шаг – это возвышение человека над ложью понятий. В искусстве он «перетасовывает все рубрики и полочки понятийного мышления» (1027). Ницше, как и Белый, отдает предпочтение «интуитивному человеку», который творит культуру: «Тот и другой (рассудочный и интуитивный человек) жаждут господствовать над жизнью; один, развивая способность справляться с фундаментальными нуждами при помощи предупреждающих действий, ума, регулярности и порядка, другой в качестве “ликующего героя”, который этих нужд не замечает и принимает за реальность лишь жизнь, преображенную в иллюзию и в красоту. Там, где интуитивный человек ‹…› сражается с жизнью мощнее и победоноснее, чем его соперник, может, при благоприятных условиях, сформироваться культура и искусство обретет господство над жизнью» (1029).

Ролан Барт, например, в эссе, посвященном риторике, прибегает к метафорам одеяния и наготы, рассматривая понятие ornatus : «Имеется нагая основа, исходный уровень, нормальная форма коммуникации, исходя из которого может быть развита более сложная, украшенная форма выражения». И далее он указывает на «дистанцию между двумя состояниями языка», привлекая к анализу и феномен удвоенного знака (Barthes, 1970, 218).

Трилогия представляет собой отчасти «драму с ключом» ( drame à clef ), поскольку повод к ее созданию дало убийство возлюбленной Сухово-Кобылина, в котором подозревали его самого. Несколько месяцев он провел в тюрьме; преступление осталось нераскрытым. См. об этом у Кошмаля: «Пятно этого подозрения оставалось на нем и его произведениях до конца жизни (он умер в 1903 году, незадолго до Чехова). Избавиться от этого позора, вырваться на свободу он пытался путем создания своей антилитургической, гротескной трилогии. В ней, как признает он сам, слишком много личного. Трагедия жизни автора, кажется впервые в мировой литературе, привела к открытию драмы как автобиографического жанра» (Koschmal, 1993, 7). Краткое содержание трилогии: в первой части – «Свадьба Кречинского» – развернута ситуация, приводящая к обвинению, предъявленному герою в части второй – «Дело». Мошенник Михаил Васильевич Кречинский ухаживает за наивной Лидочкой, дочерью богатого помещика Муромского. Она влюбляется в него, и он берет у нее взаймы и отдает в залог дорогую бриллиантовую булавку; однако в действительности он, предъявив сначала ростовщику подлинную драгоценность, закладывает дешевую копию, а оригинал возвращает Лидочке. Когда обман раскрывается, Кречинского арестовывают, но подозрение падает и на Лидочку, особенно после того, как в конце драмы она произносит: «Это была ( заливается слезами ) ошибка!» Действие драмы «Дело» разыгрывается шестью годами позже. К этому времени Муромский уже истратил большую часть своего состояния на то, чтобы снять с Лидочки подозрение в пособничестве. Чиновники берут взятки и пытаются выжать из доверчивого Муромского все больше денег, пока тот, пройдя через ад бюрократической машины, не сваливается от сердечного приступа. Третья часть «Смерть Тарелкина» выдвигает на первый план одного из преступных чиновников, Кандида Касторовича Тарелкина. Он желает отомстить своему начальнику Варравину. Они сообща выманивали у Муромского деньги, но теперь Варравин не хочет делиться. Тарелкин инсценирует собственную смерть и действует под чужим именем. Его арестовывают как оборотня, но в конце он, хотя и в ущерб себе, договаривается с Варравиным и получает возможность бежать. Как и в «Деле», здесь также обличается произвол чиновников.

Здесь намечается тема магического языка, перформативной речи, равнозначной действию. Ср. статью А. Блока «Поэзия заговоров и заклинаний» (1906; см. выше, I, 2, прим. 32).

Иван Сидорович Разуваев в «Деле» возвещает, что Антихрист уже родился и служит в чине «действительного статского советника» (Сухово-Кобылин, 1989, 81); так же и Муромский называет Варравина Антихристом (Там же).

К вопросу о говорящих именах в «Смерти Тарелкина» см.: Fieguth, 1992, 154 и далее. Фигут возводит имена персонажей у Сухово-Кобылина к Гоголю; так, Тарелкин должен был сначала называться Хлестаковым (155).

Слово «в старину» указывает и на реальные исторические обстоятельства, на старое время, когда все было по-другому. Но как раз перенос действия в прошлое (так же, как в будущее или в дальние страны) маркирует фигуральную речь. Лосев называет тексты на эзоповом языке «Historical Fictions-Parables» (1984, 26 – 66), для которых характерно перемещение изображаемого во времени и в пространстве.