Шамма Шахадат - Искусство жизни - Жизнь как предмет эстетического отношения в русской культуре XVI–XX веков

Параллельная группировка персонажей имеет место в драме «Кольца» (1903), где ее героиня Аглая, alter ego Зиновьевой-Аннибал, произносит слова, повторенные затем и в дневнике рассказчицы «Тридцати трех уродов»: «Я – он. Вся в нем» (Зиновьева-Аннибал, 1999, 228). Если в этом случае имеются в виду отношения двоих, то в «Тридцати трех уродах» та же формула возникает в новом варианте: «Я должна дать тебя людям» (1999, 29).

Например, Мария Михайлова интерпретирует роман «Тридцать три урода» как изображение неудачной попыткм Иванова и Зиновьевой-Аннибал вовлечь Городецкого и затем Сабашникову в тройственный союз: «Отзвук этих неудач явственно различим в трагических “Тридцати трех уродах”» (Михайлова, 1999, 10).

Даниэла Риппль прочитывает «Тридцать три урода» в ключе гендерных исследований как пример неудачи женского авторства, развивающегося под мужским взглядом: «Если характеризовать женское авторство в сравнении его с мужским, то оно определяется тем, что в нем доминирует не эстетика письма, а рецепция. Мужское авторство конституируется взглядом на женское тело, женское же – страхом перед мужским взглядом. Мужской взгляд воспринимается как взгляд на неприкрытое женское тело, и сам текст напрямую ассоциируется с телом ‹…› Именно такой конституирующий элемент мужского авторства инсценирует в своем тексте Зиновьева-Аннибал» (D. Rippl, 1999, 111).

Homepage художницы http://www.kunsthalle-zoo.de.

О Рембо как художнике и преступнике см.: Bürger, 1992, 159–174; Zweite, 2000, 28 – 29.

См. работу Майи Линте, посвященную творческому содружеству авторов-супругов. Она устанавливает различие между формами женского письма, осуществляемого в присутствии автора-мужчины. Так, Клавдия Бугаева, вторая жена Белого, предпринимает «комплетирование языка» автора-мужчины; Вера Муромцева-Бунина берет «последнее слово» после смерти мужа, чтобы, прервав долгое молчание, обрести все же право голоса и письменной речи; Лиля Брик включает свой женский голос в речь поэта; Елена Булгакова находит для себя выход, обращаясь к жанру дневника (Linthe, 2003). C м. мою рецензию на работу Линте (Schahadat, 2005).