Шамма Шахадат - Искусство жизни - Жизнь как предмет эстетического отношения в русской культуре XVI–XX веков

И.П. Смирнов интерпретирует «Отчаяние» как метароман, в котором референтом выступает литература, демонстрируется непереводимость текста в жизнь и роман подвергается самоотрицанию.

К вопросу «Набоков и Фрейд» см.: Hiat, 1967; Green, 1983.

Когда Герман ждет Феликса, чтобы совершить убийство, лицо Феликса возникает перед ним из-за куста (432); о полиции говорится, что она после убийства тщательно обследовала каждый куст (451).

«Не знаю, что со мной случилось, но вдруг я поднял руку и сказал: “Послушайте, остановитесь…” и той же рукой, но сжав кулак, ударил по столу, так, что подпрыгнуло кольцо от салфетки, и закричал, не узнавая своего голоса: “Остановитесь, остановитесь! Как вы смеете, какое вы имеете право? Оскорбление! Я не допущу! Как вы смеете – о моей стране, о моем народе… Замолчать! Замолчать! – кричал я все громче. – Вы… Сметь говорить мне, мне в лицо, что в Германии… Замолчать!..” Впрочем, все молчали уже давно» (Набоков, 1990, 445).

Основным принципом этого расчленения целого является, по мысли И.П. Смирнова, катахреза: «В свете катахретического мышления материальный мир предстает как нагромождение расчлененных элементов, либо насквозь хаотическое, либо устроенное таким образом, что каждый элемент в отдельности обладает способностью к абсолютно автономному существованию и, соответственно, в противоположность этому все элементы в целом ведут себя независимо по отношению к каждому элементу данного ряда» (Smirnov, 1989, 301). Лицо Кудеярова с его обеими половинами, которые, кажется, вступают друг с другом в диалог, описано в соответствии с фигурой катахрезы.

До XVII века в русском и византийском искусстве господствовала крайняя воздержанность по отношению к созданию образов зла (дьявола, Антихриста); о безликости дьявола писал в книге «Бес» (1886) Ф. Буслаев (см.: Библиография русской фантастики. М., 1990. Т. 2. С. 358 – 371). За это библиографическое указание приношу благодарность Томасу Гробу.

Образ художника у Белого далеко не всегда положителен и оптимистичен. Нередко искусство как имитация обнаруживает демоническое измерение. См.: Döring-Smirnov, 1994, 192.

Ср. также противопоставление истинного и ложного образов в «Серебряном голубе», где говорится о фреске, представляющей ложный образ; среди изображенных на ней святых замешался портрет местного лавочника (Белый, 1995, 28).

Автор испытывает страх перед мыслью, что маска скрывает не действительность, а пустоту: «Трагическая маска, глядящая на нас с улыбкой Медузы, возбуждает недоумение. Что глядит на нас из-под нее? Не пустота ли уставилась на нас? Что нам делать, если мы сорвем маску и увидим, что под ней некому прятаться?» (Белый, 1904, 4).

В «Пришедшем» речь идет об ожидании Мессии, который оказывается Антихристом: «Его прекрасное лицо искажается судорогой и кажется страшной маской» (Белый, 1903, 25).

О различии между моделями божественного познания и семиотической см.: Ginzburg, 1983, 72 и далее.

См.: Konersmann, 1991, 76.

«‹…› Мое исковерканное ветровой рябью, дрожащее, тусклое лицо – и я вдруг замечал, что глаз на нем нет. – “Глаза я всегда оставляю напоследок”, – самодовольно сказал Ардалион» (Набоков, 1990, 363).

Так назывался первый из рассказов о Шерлоке Холмсе, написанный Конан Дойлом.

На сходство метода Морелли с методом Шерлока Холмса впервые указывает Е. Кастельнуово (E. Castelnuovo: Encyklopedia universalis. Bd. II. 1968. S. 782). Cp. работу А. Хаузера, содержащую сравнение Фрейда и Морелли (A. Hauser. Methoden moderner Kunstbetrachtung. München, 1970. S. 442). См.: Ginzburg; см. комментарий к сноске 183, 1983, 63 и далее; 93, прим. 4.

Эдгар Уинд (Edgar Wind) предпринимает реабилитацию метода Морелли, который в течение определенного времени был отвергнут как позитивистский (Ginzburg; см. комментарий выше, 1983, 63).

В рассказе «Картонная коробка» («The Cardboard Box», 1892) Холмс говорит Уотсону: «Будучи медиком, Уотсон, вы знаете, что нет такой части тела, которая была бы столь разнообразной, как ухо. Каждое ухо, как правило, очень индивидуально и отличается от всех остальных» (Doyle, 1993, 43, цит. также в: Ginzburg, 1983, 64). Исследуя два отрезанных уха, присланных одной даме в коробке, Холмс раскрывает преступление и излагает всю его историю.

«Ошибка моих бесчисленных предтечей состояла в том, что они рассматривали самый акт как главное и уделяли большее внимание тому, как наиболее естественно довести дело до того самого акта, ибо он только одно звено, одна деталь, одна строка, он должен естественно вытекать из всего предыдущего – таково свойство всех искусств. Если правильно задумано и выполнено дело, сила искусства такова, что, явись преступник на другой день с повинной, ему бы никто не поверил – настолько вымысел искусства правдивее жизненной правды» (Набоков, 1990, 407). В этих словах снова проявляется пренебрежение деталями.