Андрей Посняков - Король

– И часто досаждают шведы? – с любопытством глазея по сторонам, поддержал беседу Магнус.

Григорий продолжил с охотою, видать, нравилось показывать родные места:

– Часто не часто, а бывает. Но больше торгуем, конечно. Мы к ним ездим, они – к нам. Шкафы да изразцы, да посуда богатая, да, вон, стекла в домах – все шведское. А Стекольны-град – шведы его Стокгольмом кличут – городок так себе. Грязноватый, остроугольный какой-то. Кирхи лютерские всюду торчат, домишки каменные, гавань. Прямо сказать – особой красоты нету. Не то что здесь!

Тихвинский посад и впрямь показался Арцыбашеву вполне благоустроенным. Улицы, хоть и не мощеные, но довольно широки и опрятны, по крайней мере те, что прилегали к площади, к центру – у Преображенского собора и здания Палаты мер и весов – важни. Тут же рядом, на площади, располагалось несколько постоялых дворов и харчевен, ну, и торговые ряды – как же без этого? На то и посад, почти город!

Как и в Новгороде или Москве, вдоль улиц тянулись заборы самого различного вида: у тех, кто побогаче – частокол, кто победней, обходился досками, ну а совсем голь-шмоль и плетнями перебивалась, чай, не бояре. Да бояре здесь и не жили, один был феодал-боярин – Большой Богородичный монастырь, от него все посадские люди зависели, ему и подати платили. И не всегда все мирно да благостно было, отнюдь не всегда.

На площади, на углах и вдоль улиц шумели еще не успевшие опасть листвой красивенные зеленовато-желтые липы, аллея огненно-рыжих кленов протянулась почти до самого монастыря, а на Береговой улице, куда, наконец, вышли ведомые опытным лоцманом гости, клонились к самой реке плакучие ивы.

– Тут вот насыпь, – объяснял по пути Григорий. – От паводков. Это сейчас Тихвинка-река смирной кажется, по весне-то – ого-го! Зальет, бывало, так, что только на лодке к Преображенскому храму и выгребешь. Ну, заходите. Что встали-то? Пришли уж.

Остановившись возле дощатых ворот, лоцман снял шапку и громко крикнул:

– Э-эй! Отворяй ворота! Мужа да отца встречайте.

Арцыбашев знал уже, что отца и мать Григория, а также его старшего сына года три назад прибрал какой-то мор, так что изо всех Толмачевых остались лишь сам лоцман да его молодая супруга, родившая с тех пор еще одного сына и дочку, и снова бывшая на сносях, как и положено уважающей себя средневековой женщине. А как же? Баба – она на то и баба, чтоб деток рожать да в доме хозяйство вести. Так тогда считали все и в этом не сомневались.

Вот и Леонид-Магнус ожидал встретить суровую замученную детьми и феодальным бытом кулему в длинном, до самых пят, сарафане и глухом платке, не позволявшем чужому видеть и пряди волос. Лет в двадцать пять – а столько, верно, уже всяко было лоцманской женушке – в те времена обычно выглядели на все сорок, если не на пятьдесят. Однако…

Нырнув вслед за Григорием в узенькую калитку, Леонид выпрямился – поздороваться с хозяйкой – и оторопел. Вместо кулемы в глухом платке гостей встречала высокая голубоглазая девушка лет двадцати на вид, с длинными светло-русыми волосами, забранными широкой, расшитой затейливым узором повязкою. Настоящая красавица, чуть смущенная, раскрасневшаяся от долгожданной встречи с мужем, которому сперва кинулась было на шею, но тут же сконфузилась, поклонилась гостям.

Короткий темно-голубой кафтан из добротного сукна, накинутый поверх скромного серого платья, очень шел к ее голубым глазам. Такие кафтаны, называемые казакинами, носили тогда и мужчины и женщины. Этот, судя по всему, принадлежал мужу.

– Ну, вот… – обняв супругу, лоцман обернулся и развел руками. – Это жена моя, Настя… Анастасия Федотовна.

При этих словах Анастасия Федотовна еще больше покраснела, видать, не привыкла.

– А детушки наши где? – тут же спросил Гриня.

– Так в избе. С нянькой… Ой!

Спохватившись, жена лоцмана пригласила гостей в добротный дом-пятистенок, срубленный на высокой подклети, с торчащей над крышею трубой и сверкающими в мелком оконном переплете стеклами, явно привезенными из Стокгольма.

– Здравствуйте, наше вам, Анастасия Федотовна, – галантно поклонился Михутря. – Надеюсь, мы вас не очень стесним?

– Что вы, что вы, гости дорогие, – женщина гостеприимно улыбнулась, приглашая всех в дом.

Поднявшись по крутой лестнице в жилые помещения, гости прошли через сени в горницу, обставленную точно так же, как покои какого-нибудь ливонского бюргера – владельца мануфактуры, мастера или средней руки купца.