— Пусть!!! — вскрикнули все и поднялись, потянулись чокнуться с Кейстутом. Встал и Дмитрий, оглядываясь с интересом, стараясь побыстрее всех запомнить.
Олгерд пригубил и сел, остальные выпили до дна. Дмитрий, нисколько не обольщаясь, помня, что скачала «порадуемся», а потом «побеседуем», тоже лишь макнул усы в вино. После тоста напряжение торжественности и напыщенности за столом упало.
Андрей, сосед, с которым Дмитрий раньше вовсе не общался, лишь видел его дважды на официальных приемах, смотрел как старый знакомый, дружелюбно, улыбался в усы. Пододвинул даже поднос с жареным гусем:
— Отведай-ка, вот этого, брат. Язык проглотишь!
— Спасибо.
— А чего не пьешь?
— Со старших пример беру.
— Хыхх! С него пример брать — с тоски помрешь за столом.
— А не брать — так под столом?
— Ха-ха! Верно. Меру надо знать, а?! Как древние учили.
— Древние? — Он внимательно смотрит на Андрея, тот опускает глаза. Дмитрий спохватывается, отворачивается — Андрей ему нравится. Доброй улыбкой, без подковырок, видом, как-то так, просто нравится. Да еще о древних помянул...
— Древние мудрые были люди, не нам чета...
— Да уж... Ты ешь, ешь.
Дмитрий откусывает, и тут только вспоминает, как голоден. Поднялся Кейстут:
— Спасибо вам, братья, за заботы ваши! Тебе, Олгердас, и тебе, Кориатас, особо. Сидеть бы мне на цепи еще черт знает сколько, если б не вы. За вас! За семью нашу дружную! За то, чтобы дети наши и внуки так друг друга держались, как мы. Пока мы вместе, Литва непобедима! Пусть же стоит она вовеки!
— За Литву! — кричат все, пьют. Разговор за столом громче. Только Олгерд сидит молча, ест мало, постреливает глазами то в одного, то в другого, — Дмитрий, настороженный, готовый к головомойке, а может, и к расправе, все это хорошо видит.
— Ну, каково же тебе жилось там, в Мальборке, Кестутис? — громко спрашивает Любарт, — расскажи.
— Да хреново. Сначала с месяц вообще в цепях в сыром погребе держали, грозились казнить со дня на день. Разговаривали мало. В самом начале кто-то из магистров пришел, даже письмо на выкуп писать не предложил. Только спрашивал, что мы дальше делать собираемся. Видно, все-таки здорово мы их тогда напугали. Сперва Бобренок, а потом еще я...
Встала короткая неловкая пауза. Все взглянули на Дмитрия, который поспешно занялся гусиной ногой.
— ...ну я ему сказал, что собираемся брать Мальборк. Он посмеялся. Но как-то слишком громко. Потом ушел. И все. Недели через две монах приперся. Начал канючить в свою веру. Тогда, мол, спасу не только душу, но и тело. Намекнул, значит. Обругал я его, как умел, по-немецки, и он ушел. А меня опять на цепь. И — готовься! Спрашиваю — как? Голову отрубим, говорят. Я же пленный, говорю, а вы рыцари. Потому и отрубим, говорят, что рыцари, а так давно бы уже повесили.
— Да, весело... — протянул Евнутий.
— Веселей некуда... Потом про казнь вроде замолкли. Потом цепи сняли и из погреба вытащили. Потом этот Иоганн появился. А уж как от него про Кориата услыхал...
— Какой Иоганн?!! — вскрикнул Дмитрий и впился глазами в отца. Кориат улыбнулся:
— Тот, тот самый... Я тебе после расскажу, — и приподнял ладонь, мол, не высовывайся, потому что от этого вскрика все вновь уставились на Дмитрия. Он опять поспешно уткнулся носом в тарелку: «Так, значит, и спасением ты в чем-то мне обязан! Жаль только, что, наверное, не догадываешься! Надо отцу сказать! Пусть объяснит, кто его спас. А как же он смог? И что с ним самим сталось? Ах, Иоганн, Ваня, святая душа!»
— Кориат у нас по немцам гроссмайстер! — улыбается Олгерд, и все смеются.
— Я у вас с этими немцами... — Кориат весело крутит усы, — смотрите, не попадайтесь никто больше, а то сопьюсь, верное слово — сопьюсь.
— Принесите ему квасу, — кричит Олгерд, и весь стол хохочет. Кориату действительно приносят огромный жбан квасу, что порождает новый взрыв хохота, но Олгерд знаком отпускает не только принесшего квас, но всех слуг, и за столом устанавливается напряженная тишина.
Олгерд выдерживает долгую паузу:
— Я собрал здесь всю семью, чтобы договориться. Уточнить отношения. Снять все неясности, которых накопилось много. И обговорить будущую политику.
Опять долгая пауза.
— Все вы князья. Все вы хозяева своих земель и людей. И права ваши святы. Но когда идет война, общая война, предводитель должен быть один.
— Кто же спорит! — простодушно откликнулся Кейстут.
— Никто не спорит, но никто и не исполняет! — Олгерд раздраженно хлопнул ладонью по столу и поднялся.
Читать дальше