Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Что с Кейстутом, жив ли он? Где Кориат, может, уже в Ордене (он не показывался и не давал о себе знать), что предпримет Олгерд? Опять Олгерд!

Тишина. Даже Любарт — как уехал в Вильну, так и все.

Поляки, правда, сидели смирно. Границы надежно охранялись. Во Владимире распоряжался главный Любартов тиун Свидригайло. Люди работали: пахали, сеяли, шили, ковали, тачали, охотились — все тихо и мирно, как в лучшие времена. Но во всем, во всех чувствовалось напряженное ожидание: что там?! Как там?! И — когда?

Так прошло лето. В Бобровке, как и во всем Любартовом княжестве вырастили и собрали добрый урожай. Дмитрий начал понемногу менять порядки в уделе. Если раньше в мирное время пахари, ремесленники, да вообще все население, исключая чисто военных, только военными делами занимавшихся, которых было около сотни, подчинялись через двух-трех главных тиунов непосредственно Бобру, а военные всегда подчинялись Бобру без всяких тиунов, то теперь Дмитрий решил весь уклад перевести на военный лад.

Все, кто воевал в сотне Вингольда, например, подчинились ему и на мирное время во всех житейских делах. И так во всех сотнях. Те же, кто в походы не ходил, пахари и ремесленники, были прикреплены к той или иной сотне, как это оказалось удобней территориально.

Сотники сначала взвыли, потому как все без исключения были люди сугубо военные, хозяйственных дел терпеть не могли, а стало быть, в них и не разбирались. Но когда сначала Вингольд а за ним быстренько и все остальные, нашли себе толковых тиунов — «завхозов», недовольство пропало. Сотники моментально почувствовали, насколько возросла их власть, и стали этим пользоваться, благословляя молодую глупость князя. Много позже они поняли, что Дмитрий, дав им больше прав, сузил круг ответственных и сам нисколько не проиграл. Проиграли, как всегда простые смертные, но кому из бояр это было интересно...

Только этим Дмитрий не ограничился. Самых нужных в хозяйстве, в основном для обеспечения дружины и подготовки походов, ремесленников он вообще освободил от воинской повинности: кузнецов, плотников, оружейников. А искусных мастеров выискивал по всему уделу и переселял без разговоров в Бобровку, к себе под крыло. Эти ремесленники всегда, и в военное время, и в мирное, подчинялись только ему.

Особое внимание пришлось уделить полученным от Любарта шести селам, расположенным по границе с Владимирским и Холмским уделами.

И все же, пока Дмитрий разбирался с хозяйством, гром, хоть и не неожиданно, все-таки грянул. Его позвали на Большой совет. Раньше его на такие советы не приглашали. Теперь, видно, понадобился. Гонец потребовал князя в Вильну, «не мешкая», к 12 октября 1360 года, то есть через неделю.

Дорога оказалась скверной, Дмитрий приехал в Вильну утром 12-го и не успел ни оглядеться, ни приготовиться. Любарт, единственный, кто мог сейчас подсказать линию поведения, не отыскался, а Дмитрия, успевшего только помыться и переодеться с дороги, потащили во дворец, даже не дав перекусить, да что там — даже дух перевести.

«Как на судилище...» — Князь вспомнил свой конфликт с рыцарем в Мальборке, сердце совсем упало, он даже удивился. И разозлился. А разозлившись — успокоился.

Когда ввели к Олгерду, ему все стало ясно, вихрем метнулось в голове множество замет и осталось глупое: «покормим, а потом зарежем».

Это не была аудиенция, не был совет, это был пир, но особый. За столом не было никого, кроме князей Гедиминовичей. Олгерд, отец, Любарт, Евнутий, сыновья Олгерда: Андрей, Константин, Дмитрий, Владимир; сыновья Кейстута: Патрикий, Воидат, молоденький Витовт, братья (брательнички, мать вашу!): Константин, Юрий и Александр; сыновья Любарта: Дмитрий, Михаил и Иван; сын Евнутия Михаил.

Но прежде всего бросился в глаза Кейстут.

«Выкарабкался, значит, все-таки! Козел — седые яйца!» — неожиданно обрадовавшись (вступится, чай, за спасителя-то, ежели что), подумал Дмитрий. Вышел на середину залы перед Олгердом, поклонился:

— Здрав будь, Великий князь! Здрав будь, отец! Здравы будьте, дядья и братья!

— Здравствуй, здравствуй, — за всех ответил Олгерд, — проходи, садись, — указал место, — подкрепимся, повеселимся, порадуемся освобождению брата нашего, Кестутиса, да побеседуем.

Князья загомонили, Дмитрий сел, куда было указано, рядом с Андреем Олгердовичем, замечая на себе внимательные, любопытствующие взгляды молодых Гедиминовичей.

Олгерд поднял чашу:

— За здоровье и благополучное возвращение любимого нами Кейстута! Пусть будет он здоров и счастлив, пусть всегда будет с ним удача!