Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— Я не собираюсь биться с послом! — грохочет барон. — Я буду биться с виновником!

«Ну и ну! Ну и сука! Под корень рубит!». — Кориат смотрит на Магистра и видит в его глазах лишь сожаление и бессилие. И просит глазами: ну сделай что-нибудь! И читает в ответ: ну что же я могу?..

— Как глава посольства я не могу позволить... — неуверенно начинает Кориат, но тут Дмитрий, дослушав перевод и осознав, наконец, вполне, что происходит, врывается в разговор:

— Князь, зачем ты унижаешься?! Неужели ты думаешь, что мне страшно умереть?! Да я если и сдохну, то хоть от души этой сволочи белоглазой пару добрых синяков поставлю! Только мы еще посмотрим — кто кого! С кем тут? Кто?! — Дмитрий шагает вперед, маленький, злой, смешной.

По залу шепот. Какое-то нелепое несоответствие моменту: посольство, Великий магистр, государственные дела, и вдруг — мальчишка. Но в шепоте нет насмешки, лишь уважение. Этого Дмитрий, конечно, не ощущает, это подмечает один лишь Кориат. Огромный рыцарь подходит к Дмитрию, смотрит небрежно сверху вниз, неторопливо стаскивает с руки огромную крагу:

— Достаточно ли благородного ты происхождения? Если нет, я найду тебе соперника среди своих слуг.

— Не беспокойся! Высокого! Выше твоего в любом случае!

— О! Тогда... — рыцарь с презрительной ухмылкой роняет крагу.

— Да! Я князь! — Дмитрий поднимает громадную рукавицу и от души, с размаху — в наглую харю!

— Ымк! — Рыцарь отшатнулся, потом дернулся вперед с явным намерением схватить и придушить, раздавить нахального сопляка, позволившего себе такое, но между ними уже встали те двое, в латах, укоризненно напомнили и тому, и другому, где они находятся.

Дмитрий почувствовал себя на удивление спокойным и нахальным. Он остался очень доволен тем, как обошелся с этим мерзким тевтоном, но когда огляделся, гордо и высокомерно, заметил, что очень как будто довольны и окружающие, все, за исключением литвин.

«Что за черт?! Мерещится?»

Когда удалился Магистрат, в зале взлетел возбужденный непонятный говор. Кориат подошел с убитым лицом, покачал головой:

— Ну, сын, и натворил ты дел. За все мои посольства такого не бывало.

— Не брал бы! Что ж теперь, обосраться и не жить?

— Да теперь что ж... Биться надо. Но я не допущу. Посольство все-таки!

— Еще чего! Опозоришь не меня, не себя! Всю Литву опозоришь!

— Да ты что, сын?!

— Что — сын! Где ты раньше был?! Теперь все! Не твое дело! Пошло — пошло! Судьба! Как получится! За меня не бойся, не мальчик уже. А если мальчик, то пора мужиком становиться в конце концов!

С подобным мужем выйдет кто на бой?

Эсхил. «Семеро против Фив»

Как только поединок был объявлен, Дмитрий из рядового члена посольства сделался сразу главным и самым обожаемым лицом.

Оно, конечно, ко всему прочему было и лестно, и даже приятно, хотя до поединка он этого вполне осознать не мог.

Вечером сидели с отцом Ипатом и Гаврюхой. Монах пил за всех троих, ухал изредка, молчал, смотрел в стену, ничего не видя. Разговор шел лишь между Дмитрием и Гаврюхой, чисто по технике боя.

— А вот когда слева направо выводишь, далеко отъезжает.

— Далековато, ну и что? Тут уж щит опускай на пупок, куда деваться...

— А когда еще и вверх чуть пойдет?

— У меня так в деле раз было! Я шаг вправо, а потом клинок вверх пошел — и подставка мировецкая получается, откуда хошь.

— Ладно, понял. Ну а когда он снизу в яйца ширяет, нужен винт, да не нравится он мне: сам собой не затевается.

— Тут и не стоит винт делать, сил на него много уходит, а толку... Лучше шагнуть просто, вправо или влево, и все.

Беседа идет долго, вопросы у Дмитрия не иссякают, а Гаврюха старается пообстоятельней объяснить, не упустить ничего. И сколько бы это продолжалось, неизвестно, может, и всю ночь, но в какой-то момент спохватывается монах:

— А ну, вояки, давайте-ка спать! Надо с силами собраться, — он возится руками под сутаной, достает коричневый шарик, — давай, выпей — и баиньки.

— Да, — соглашается Гаврюха, — надо поспать, хорошенько поспать. Сил много потребуется. Слушай: главный отцовский секрет, он мне приказал до смерти хранить, да что уж теперь... Если ты не устоишь, то и мне... — Гаврюха смущается. — Слушай внимательно! Дело простое, но против этого никто у меня не стоял: когда он будет бить сверху (а он будет!), а ты делаешь винт по-простому, то при выходе шаг вперед и снизу подмышку, под бьющую руку... Понял?

— Понял... Понял!!

— Только не сразу лезь! А когда — я тебе завтра перед дракой шепну. Идет?! — Гаврюха подмигивает.