Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Дмитрий понял сразу. Удивился, но удержал в себе.

— Ладно... А почему,.. — он огляделся, поискал, к чему придраться в обслуге, не нашел. — Ну ладно! Так сам ты кто? Откуда по-русски знаешь?

Черный как стоял на коленях, так и пополз на них вперед, роняя слезы и шепча:

— Меня с матерью маленьким в полон взяли, воспитали тут... Из-под Изборска я, русский! Кто ты есть? Богов ли посланец, дьявол ли — помоги!

— Как я тебе помогу?! Чем?!

— Да хоть слово родное... Ведь есть же здесь из ваших кто-то! Неужто у вас здесь своих нет?! Уйти отсюда! К родному берегу...

У Дмитрия аж слезы на глаза. А в затылке Ипатово слово: «Хитры! На самом святом играют, сволочи, истинный Христос!» — и перед глазами промелькнул весь сегодняшний нелегкий день.

— Хорошо, — Дмитрий подошел к слуге, рывком за шиворот поставил его на ноги. — Стоять! — тот было опять повалился, но Дмитрий удержал его, встряхнул. Слуга остался стоять, всхлипывал, смотрел в пол. Как это было толковать? В пользу себе или шпионам Ордена?

— Ладно! Как мне у Магистра себя вести?

— Как можно надменней. Это они уважают!

— Что это за процессия была в городе?

— А! Это барон фон Ротенбург отдавал почести своему предку, погибшему в первом крестовом походе. Говорят, ему там помешали...

— Так что?

— Что?

— Если помешали?

— О-о-о! Это страшно. Это суд Ордена! Это даже не виселица — костер!

— Костер?!

— Нарушить обряд, осквернить память предков, участвовавших в крестовом походе?!..

Кто был этот слуга, шпион или действительно попавший в беду, Дмитрий решить не мог, да и не хотел, он только сообразил, что сейчас в любом случае этот человек будет давать ему лучшие советы, и постарался использовать его на полную катушку.

Как одеться, как себя держать, что говорить, чего не говорить, кто — кто, где сидит и т. д. и т. д., и на все это «черненький» отвечал кратко и очень толково: каков вопрос — таков ответ. «Шпион», — решил в конце концов Дмитрий. А когда оделся и пошел к двери, «черный», дернув его сзади за полу кафтана, снова грохнулся на колени, заскулил:

— Не шпион я! Не шпион! Как мне сделать, чтоб ты поверил?! Тут никто не знает, что я по-русски понимаю! Ей-богу! — и перекрестился по православному справа налево, и поклонился через руку, и вновь заплакал.

— Ладно! Не скули, — одернул его Дмитрий, — там увидим. Держись меня. Пошли, — он открыл дверь в бесконечный коридор. Там с улыбочкой ждал тот вертлявый, засеменил впереди, указывая дорогу, а навстречу попадались, жались к стенам, таращились — одни немцы.

«Где же наши-то?!» — Дмитрий шел, шел, и все ждал — вот-вот где-то за поворотом покажется Кориат, подойдет, улыбнется, одернет там и тут его кафтан, скажет слово и тогда уж... Но не было Кориата! Никого своих не было! Дмитрий понимал: что-то не так, холодок страха пополз с низа живота, выше, выше...

«Вот это и есть Орден! Ни отца, ни монаха. Теперь только сам! Ухо востро! И не дрейфь — иначе пропадешь! А пропадать... Сколько раз уже ты пропадал? Все! Вперед!»

Он шел, высоко подняв голову, выпячивая подбородок. Да-а... Видел бы его со стороны кто-нибудь из своих!

Шаг! Взгляд!

Уж это был взгляд! Не сохранит память Ордена, а тем более Литвы, этого марша, когда, как мыши, как тараканы, рассыпались от этого взгляда не только рабы, слуги и разная мелочь, но рыцари!

Его ввели в комнату и остановили у закрытых роскошных дверей. Подошли двое рыцарей (в латах!) встали справа и слева (что за черт?).

Он оглянулся — нет, своих никого!

Двери бесшумно растворились, рыцари тронули Дмитрия за локти, мол, шагай. Дмитрий вошел и остановился в центре зала.

Прямо перед Дмитрием под огромным, уходящим вершиной под своды, распятием, на возвышении, к которому вели несколько ступенек, на черном, изукрашенном резьбой, с высоченной спинкой, сужающейся кверху и переходящей в шпиль, с прямыми массивными опорами троне сидел (надо полагать!) Великий магистр. Под возвышением, справа и слева от Магистра, повернутые немного под углом вперед, стояло по три таких же роскошных (только спинки пониже) кресла, на которых восседали какие-то важные немцы.

По бокам трона стояли двое, а у каждого кресла по одному, закованные в латы рыцари, опираясь на обнаженные, поставленные перед собой двуручные мечи.

Справа от Дмитрия стояло все литовское посольство во главе с Кориатом с вытянутыми постными лицами. За ними вдоль стены — разодетые немцы, с противоположной стороны — тоже.

Слева, у самых ступенек к трону, воздвигался гордо, даже с Дмитриевой точки зрения нагло, огромный, разодетый человек.