Александр Дюма - Ущелье дьявола

– Еще бы! Тот, кто сам строил замок, и не сумеет в него проникнуть!

– Кто сам строил?.. – повторил ошеломленный барон.

– Теперь я могу вам обо всем рассказать, – продолжала Гретхен, – он совершил злодейство, и я теперь могу нарушить клятву, и притом моя маленькая лань, на которой это чудовище могло выместить свою злобу, месяц назад пала… Но вот мы уже подходим к замку. Слушайте внимательно, господин барон.

И тут она рассказала ему, как Самуил строил двойной замок.

– О, какая дерзость! – воскликнул барон. – И Христина ничего об этом не знает?

– Она все знает, но поклялась мне, что сохранит это в тайне.

– Это ничего не значит! И как она не подумала известить меня обо всем? Во всяком случае, Гретхен, я очень благодарен тебе за доверие. Эту бутылочку я оставлю у себя. Теперь злодей у меня в руках.

– Если он попадется вам, то держите его крепче, не выпускайте! – воскликнула Гретхен, глаза которой загорелись гневом. – О, как я ненавижу его и как рада, что имею право его ненавидеть! Мне кажется, что я для того только теперь и живу, чтобы дождаться дня, когда он будет наказан. И он будет наказан если не вами, то Богом. Вот мы и дошли до замка, господин барон. Теперь я вернусь к своим козам. Я исполнила свой долг.

– Прощай, Гретхен, – сказал барон и быстро пошел к замку.

Первый же слуга, которого он встретил, сказал ему, что Юлиус два часа назад, после обеда, ушел из замка с ружьем и будет на охоте до вечера, но графиня Эбербах дома.

Барон прошел прямо в комнаты Христины, распорядившись, чтобы ей не докладывали о нем. Христина вскрикнула от изумления и бросилась навстречу свекру. Барон нежно обнял ее, а потом принялся ласкать внука, которого нашел здоровым и цветущим.

– О да, он у меня красавчик, мой Вильгельм, не правда ли? – говорила Христина. – Я думаю, не много найдется таких милых детей. Представьте себе, он уже понимает меня! О, как я люблю его! Ну-ка, малыш, улыбнись своему дедушке.

– Да, он прелесть. Так похож на тебя, – сказал барон. – Но передай его пока кормилице. Мне надо серьезно поговорить с тобой, а он будет нас обоих отвлекать. Юлиус в лесу?

– Да, на охоте.

– А где он? Не знает ли кто-нибудь? Нельзя ли его отыскать?

– Можно попытаться, – сказала Христина.

– Так скажи, чтобы поискали. Мне и с ним нужно поговорить о важном и неотложном деле.

Христина позвала слуг и велела троим людям пойти в лес и поискать Юлиуса.

– Но в чем дело? – с беспокойством спросила она у барона.

– Придет Юлиус, я обо всем расскажу, а пока поговорим о тебе. Ты не писала мне?

– Как же, писала, папа, – ответила Христина. – Два месяца назад я написала вам длинное, очень срочное письмо.

– Дитя мое, ничего подобного я не получал, – сказал удивленный барон. – Постой, постой… да… действительно, два или три месяца тому назад я получил конверт с гейдельбергским штемпелем, но в нем был лист чистой бумаги. Я даже писал об этом Юлиусу, а он ответил мне, что не знает, о чем речь.

– Но я очень хорошо помню, что вложила письмо в конверт… Господи боже мой, неужели ему удалось проникнуть сюда и взять письмо?

– Кому? – с живостью спросил барон.

– Тому самому, о ком я вам писала.

– Самуилу Гельбу?

– Да, Самуилу Гельбу, папа.

На минуту они оба умолкли. Пораженная Христина размышляла об этом поступке Самуила. Барон внимательно наблюдал за своей снохой.

– Ты видела Самуила за это время? – спросил он.

– Увы, да, два раза.

– Здесь?

– Нет, не здесь, – ответила Христина после некоторого колебания.

Она вспомнила, что барон строго запретил своему сыну принимать Самуила. И вот она решилась солгать, чтобы прикрыть Юлиуса.

– Что же Самуил тебе сказал? – спросил барон.

– При первой же встрече он повторил свою дерзкую угрозу.

– Презренный!

– Вот тогда-то я и написала вам, папа… А во второй раз я видела его восемь или десять дней тому назад, на спектакле, который они тут устроили.

И Христина рассказала барону о переселении студентов и о «Разбойниках» Шиллера. Чтобы обелить Юлиуса, она приняла все на себя: якобы она поддалась женскому любопытству, пожелала видеть спектакль и увлекла с собой Юлиуса. Впрочем, Самуил поклялся ей, что никогда перед ней не появится, если она сама не позовет его. А она, разумеется, никогда его не позовет. На другой день студенты переселились обратно в Гейдельберг.

– И вот, – продолжала Христина, – эти два месяца Самуил твердо держит свое слово. Поэтому-то я не писала вам во второй раз, хотя очень удивлялась тому, что от вас не было ответа. В продолжение этих двух месяцев мое счастье ни разу не было нарушено ни видом этого человека, ни воспоминанием о нем, ни даже его именем. И, правду сказать, никогда я не была еще так счастлива и спокойна, как теперь. Вильгельм совершенно здоров. Юлиуса, видимо, уже не так печалит жизнь в уединении… Я же только ими двумя и живу. Одна половина моего существа – Вильгельм, другая – Юлиус. Любовь Юлиуса и здоровье Вильгельма составляют все мое счастье. Я ежедневно благодарю Бога и не хотела бы никакого другого рая, кроме того, среди которого живу сейчас.