Александр Дюма - Ущелье дьявола

– У себя дома! Что вы называете его домом? – воскликнула Гретхен. – Вы воображаете, что он хозяин у себя в замке? О, это неправда. Он вовсе не хозяин, и жена его не хозяйка. Но, вероятно, она сама позвала вас сюда?.. Скажите, это она вызвала вас?

– Что с тобой, девочка? У тебя бред, лихорадка? – удивился барон. – Я не понимаю, о чем ты. Нет, Христина не звала меня. Я, правда, сам везу детям печальную новость.

– Послушайте, – сказала Гретхен. – В карете вы доберетесь до замка не раньше чем через четверть часа. Пойдемте со мной: я проведу вас к замку за десять минут. По дороге я открою вам все тайны, несмотря на то что моя совесть запрещает мне открывать их. Но из благодарной памяти к пастору, который спас мою мать, я должна спасти его дочь. Я не могу допустить, чтобы барон Эбербах расшиб себе голову о стены этого проклятого замка, не могу допустить, чтобы госпожа Христина сошла с ума, как бедная Гретхен. Я не могу допустить, чтобы дитя, вспоенное моей козой, осталось сиротой. Пойдемте со мной, я все вам расскажу.

– Пойдем, пойдем, Гретхен, – согласился барон, охваченный невольным ужасом.

Он вышел из кареты, велел кучеру ехать к замку и направился за Гретхен по тропинке.

– Я отношусь к вам как к отцу, – сказала Гретхен прерывающимся голосом, – и знаю, что вы мне поможете. Вы знаете, господин барон, как угрожал нам – мне и госпоже Христине – этот ненавистник, этот отверженный, этот Самуил Гельб…

– Да, Гретхен, я знаю. Но, боже мой, в чем же дело? Неужели опять Самуил?..

– Господин барон, – продолжала Гретхен, закрыв лицо руками, – вы знаете, что Самуил Гельб поклялся, что мы обе будем принадлежать ему. И вот… в отношении меня он уже сдержал клятву…

– Как! Гретхен! Ты влюбилась в него?

– О, нет, я его ненавижу! – закричала Гретхен. – Но был роковой день, когда он сумел меня принудить… я не знаю, как сказать… если не любить, то… одним словом, я стала принадлежать ему…

– Но это невозможно!.. В своем ли ты уме?..

– О, если бы я лишилась рассудка! К сожалению, я все еще владею им, как владею и совестью, и памятью. Только одного я не понимаю. Вы человек ученый, господин барон. Просветите же мой темный разум. Господин барон, неужели Бог кротости и милосердия оставил в этом мире под рукой у злых людей такие страшные средства вредить добрым людям, против которых те ничего не могут поделать? Неужели есть адские силы, которые могут привести к преступлению честную и невинную душу? Неужели есть такие колдовские зелья, с помощью которых можно завладеть теми, кто нас презирает?

– В чем дело, дитя мое? Скажи яснее.

– Господин барон, осмотрите вот этот пузырек, который я нашла у себя в хижине на полу.

Барон Гермелинфельд взял бутылочку, которую подала ему Гретхен, вынул пробку и понюхал.

– О боже! – воскликнул он. – Неужели ты пила эту жидкость?

– Когда я помимо своей воли полюбила Самуила, то в этот самый день и накануне все, что я ела и пила, имело тот же запах, как у этой бутылочки.

– О, несчастная!.. О, презренный! – восклицал барон.

– Ну, так что же вы мне скажете, господин барон?

– Я скажу тебе, мое бедное дитя, что твоя воля была сломлена, ты была ослеплена, что вина за преступление всецело лежит на другом. Ты осталась невинной и чистой, несмотря на свое падение.

– О, благодарю вас! – воскликнула Гретхен, сложив руки. – О, мать моя, я не нарушила данного тебе обета! Благодарю тебя, Всевышний! И вас от души благодарю, господин барон!

Но вдруг радость покинула ее, и она мрачно добавила:

– И все же душа моя осталась чиста, а тело – нет… Все же я осквернена.

– Успокойся, бедная малютка! Сами ангелы не чище тебя. Еще раз говорю тебе, что во всем виноват этот негодяй. Тебе даже незачем заканчивать свое признание, потому что об остальном я догадываюсь. Он забрался к тебе ночью. Он воспользовался твоим одиночеством и твоей беспечностью. О, негодяй! Но будь спокойна, мы покараем его.

Гретхен подняла свою печальную и гордую голову, как бы силясь стряхнуть с себя свое горе.

– Не будем обо мне, – сказала она, – а подумаем теперь о вашей дочери.

– Слава богу, Христина живет не в уединенной, открытой хижине, совсем одна, как ты, а в замке, обнесенном высокой стеной и наполненном преданными слугами, которых она всегда сможет позвать и которые защитят ее, если Юлиуса не будет дома.

– Вы так думаете? – проговорила Гретхен с горькой улыбкой. – А разве Самуил Гельб не может открыть все двери замка?

– Самуил Гельб может проникнуть в замок?