Брайан Крэнстон - Жизнь в ролях

Я прочитал пьесу, и одна сцена ближе к концу спектакля привлекла мое особое внимание. Я раздумывал над ней в течение нескольких дней. Ложась спать, Джонсон жалуется своему помощнику, говоря следующие слова: «Я искренне хочу объединить людей, но против меня выступают и южане, которые должны бы поддерживать меня, и северяне. Чернокожие тоже против меня. Да и пресса меня не любит. Если я завтра умру, во всей стране не найдется и десяти человек, которые прольют по этому поводу хотя бы слезинку».

Помощник, пытаясь утешить Джонсона, заявляет: «Но это неправда, господин президент».

«Черта с два это неправда, – резко бросает Джонсон. – Все против меня. Когда мой отец потерял все, те, кто раньше заискивал перед ним, стали обращаться с ним, как с собачьим дерьмом. Унижали его на публике. А моя мать? Она же его просто со свету сживала. Именно это его и убило. Знаете что? Люди думают, что мне нужна власть. А мне на самом деле нужно милосердие. Немножко любви – вот все, чего я хочу».

В этих словах я почувствовал настоящую боль человека – за унижения, которым подвергали его отца бывшие друзья, за холодное презрение к нему жены. Я вполне мог представить себе состояние души Джонсона, его переживания и понял, что смогу должным образом передать всю его уязвимость. Это был ключ к пониманию образа ЛБД и всего, что он делал, всех его достоинств и недостатков.

Я стал думать о моем отце, которым двигало самолюбие, о матери, которой он разбил сердце. Если бы я взялся за эту роль, они были бы на сцене вместе со мной. К моим глазам подступили слезы. Зрители наверняка должны были почувствовать мое состояние.

Подумав, я решил, что будет правильнее всего, если, произнеся мой небольшой монолог, я внезапно закроюсь, как улитка в раковине. Смутившись, я усилием воли возьму себя в руки. Слезы и иные проявления слабости были неприемлемы для мужчин того поколения, к которому принадлежал Линдон Джонсон. Поэтому я должен был дать публике всего лишь ненадолго заглянуть в его душу, а затем захлопнуть дверь.

Я представил, как стою на сцене совсем близко к зрителям и говорю так тихо, что они вынуждены наклоняться вперед и напрягать слух, чтобы расслышать мои слова. Да, они будут наклоняться вперед, чтобы быть ближе ко мне.

Работа со зрителем в театре похожа на действие сонара. Если вы одаряете публику эмоциями, она возвращает их вам сторицей. Особенно когда вы играете роль, которая стоит затраченных усилий.

А роль Линдона Джонсона была именно такой ролью.

Это была моя роль.

Я быстро понял, что очень хочу ее сыграть. Но, разумеется, мне хотелось убедиться, что драматург и режиссер тоже хотели видеть меня на сцене и что мы сработаемся.

Режиссер Билл Рауш и драматург Роберт Шенккан приехали ко мне домой. Агенты в таких случаях любят говорить: это не пробы. Однако на самом деле любая подобная встреча – это самые настоящие пробы. Я уверен, что Билл и Роберт хотели удостовериться, что я соответствую их представлениям об образе ЛБД. Да и мне тоже надо было понять, позволит ли мне режиссер экспериментировать во время работы над спектаклем и не считает ли автор, что каждое его слово вырублено в граните и текст не подлежит ни малейшему изменению. Когда существует подобное давление, диктат, я чувствую дискомфорт. Мне больше нравится продуктивное сотрудничество актеров, режиссера и сценариста, когда все относятся с уважением к мнению других и стремятся к достижению общей цели.

Я как актер должен иметь возможность задавать вопросы и быть уверен, что они будут услышаны. Мне хотелось убедиться, что Билл и Роберт способны к творческому взаимодействию.

В театре принято более уважительно относиться к авторскому тексту, чем в кино или на телевидении. Более того, по закону любое изменение текста или его сокращение должно быть согласовано с драматургом. Во время съемок кино или телесериалов сценарий – это всего лишь некий ориентир в работе, но никак не библия. Внесение в него поправок – вполне обычное дело, особенно когда на этом настаивают «звезды». В театре это может делать только главный режиссер или автор пьесы – если, на ваше счастье, он еще жив, присутствует на репетициях и достаточно покладист.

Однако после премьеры – больше никаких изменений.

С моей точки зрения, это противоречит творческому подходу. На мой взгляд, в одном и том же спектакле могут и должны меняться акценты – ведь жизнь идет, в мире происходят какие-то события, меняется и сама публика. Все это, на мой взгляд, необходимо учитывать. Если этого не делать, постановка просто закостенеет. Как же можно допускать такое?