Сергей Мец - Лавка дядюшки Лика

И вот наступило это утро – та самая дата, указанная программой. Надо сказать, что мы с месье Фриром почти не спали всю предыдущую ночь, сидели на веранде второго этажа, пили коньяк и разговаривали, время от времени расходясь по комнатам, чтобы попытаться заснуть, но почти сразу же возвращались обратно. Месье Фрир беспрестанно уходил на кухоньку, варил крепчайший кофе, возвращался неся в руках дымящиеся чашки, ставил их на стол, каждый раз увещевая меня, мол, не слишком ли много я курю. Мы вспоминали наши путешествия, удивительных людей, которым имели честь помогать, совершенно искренно считая, что они – огромный подарок для нас, а нисколько не наоборот. Но чаще всего мы вспоминали дядюшку Лика и мистера Пика, в особенности те дни, что предшествовали расставанию с нашими замечательными наставниками и друзьями, и эта история требует отдельного рассказа.

После той незабываемой ночи я покинул дом синьоры Савио рано утром ни на минуту не сомкнув глаз. Будить ее я не стал – не хотелось говорить лишних слов и усугублять боль – и вернувшись в лавку, нашел всех моих друзей на привычном месте, у хауза, попивающими чай и лакомившимися плодами нашего сада. Мне было чрезвычайно грустно, говорить ни с кем не хотелось, я выкурил одну самокрутку, извинился, ушел к себе в комнату и проспал там почти до самого ужина. Вечером мы вновь встретились за столом у хауза и разговор поначалу никак не клеился, только мистер Пик с месье Фриром обсуждали хозяйственные вопросы, то уходя вглубь сада, откуда вскоре раздавался знакомый звук скрипнувшей двери, то возвращаясь. Дядюшка Лик молча курил, потягивая коньяк и время от времени бросал на меня сочувствующие взгляды, а когда в очередной раз наши помощники удалились, он прервал молчание.

«Послушайте меня, сеньор Конти, и запомните – начал он, протягивая мне пузатый бокал с красно-коричневым напитком, – Для вас дорога к синьоре Савио теперь заказана, и вам не следует предпринимать никаких шагов в этом направлении. Вы просто должны вытерпеть достаточно непростой период душевных переживаний, весьма болезненный, но только так вам и суждено поступить, не принося лишних страданий синьоре Савио. Я знаю, вы думаете не только о себе, а в первую очередь как раз о ней, но поверьте, каждое ваше появление с последующим исчезновением только усугубит муки и растянет их на довольно длительный период, не давая утихнуть боли. Забудьте о плотском, сохраните образ этого прекрасного человека в вашем сердце, да и она, уверяю вас, поступит именно так, как поступает всякая женщина – будет жить надеждой на встречу и верить, что это когда-нибудь случится.

Должен вам сказать, что не мешало бы мужчинам научиться пользоваться тем небольшим набором женских гормонов, которые есть в каждом из нас – это воистину не только спасительное средство от душевных мук, но и залог взаимопонимания между нами. У нас, правда, есть и свое средство, вот и воспользуйтесь им – окунитесь в напряженную работу, которая вас ждет, в ней вы забудетесь и вылечитесь гораздо быстрее. Да и времени нам с вами осталось ровно неделя, чтобы проработать тщательный план и воплотить его в жизнь, а дальше – самостоятельная работа, мы же с мистером Пиком покинем вас насовсем».

Я знал, что дядюшка Лик прав, но как же было невыносимо его слушать в эти мгновения, мучаясь неопределенностью, всеми душевными силами устремляясь обратно, в тот милый домик, к его очаровательной хозяйке. Но фраза о скором расставании моментально привела меня в чувство, я невольно спросил «что уже?», дядюшка Лик коротко кивнул, а когда мистер Пик с месье Фриром вернулись в очередной раз к столу, он попросил их сесть и поведал нам свой план, уже проработанный до мельчайших подробностей.

Со следующего утра мы принялись за его реализацию, и первый этап состоял в оповещении всех клиентов лавки о том, что дядюшка Лик отправляется в очередную командировку за очередным экспонатом и его не будет несколько дней. Сделать это было совсем нетрудно, поскольку именно сегодня с утра нас должен был посетить герр Хаупт с намерением забрать заветную саблю и книжку, что он и сделал, проявив поистине немецкую педантичность – появился перед нашими взорами ровно в десять утра, ни минутой раньше или позже. Я уже знал от дядюшки Лика, что именно поэтому он был наречен немецким именем – по причине предельной точности, и вот теперь он сидел в плетеном кресле, пил чай и время от времени касался рукой пакета, лежащего на столе, с красиво упакованными артефактами в нем.