Сергей Мец - Лавка дядюшки Лика

Обед жена хозяина юрты приготовила отменный – на большой плоской тарелке были выложены прямоугольники отваренного теста с крупными кусками мяса, все это было посыпано тонкими кольцами лука. Но вначале перед каждым из нас была поставлена большая пиала с бульоном, в котором виднелась крупная картофелина, морковь и изрядный кусок мяса на кости. На скатерти лежали свежеиспеченные лепешки, тут же стояли две тарелки с крупно нарезанными овощами. Подав все это, жена хозяина вышла на несколько мгновений из юрты, а потом вернулась, неся в руках бутылку водки, вытерла ее полотенцем и отдала в руки больному. Тот открыл бутылку, разлил по пиалам белую жидкость и предложил выпить за свой успех на том пути, в который он вскоре отправится. Услышав эти слова, его жена разрыдалась, закрыла мокрые от слез глаза концом платка, повязанного на голову, и почти бегом покинула юрту. Мы выпили, налили еще по одной, причем, хозяин от нас не отставал, а когда трапеза была закончена, вышли из юрты, извинившись, и закурили. Алабай даже не повернул головы в нашу сторону, да и занят он был серьезным делом – грыз большую баранью кость, явно наслаждаясь ею после многих месяцев по-собачьи вегетарианской диеты на крупах и кашах.

Мы вернулись в юрту, уселись вокруг скатерти, с которой жена хозяина убрала уже грязную посуду и принялись пить чай, ожидая рассказа хозяина, который не заставил себя ждать.

– Сон, конечно, казался мне весьма необычным, но когда я узнал подоплеку всех этих видений, мне стало настолько все понятно, что я перестал, как видите, серьезно воспринимать все те кошмары, что человек нагородил вокруг неизбежной для каждого из нас темы перехода в мир иной. И хоть это не более, чем фигура речи, одна из многих, выдуманных человеком, чтобы хоть как-то избавиться от страха при упоминании слова смерть, именно тогда я понял, насколько это словосочетание соответствует действительности. Вот почему я так просто все воспринимаю, вот почему страха почти не осталось, хотя, конечно, холодок внутри есть, да и как может быть иначе – я такой же человек, как и все остальные, только увидевший нечто, что позволило мне пересмотреть многие взгляды на этот предмет.

Тот рассказ, что я привожу здесь, записан практически точно со слов хозяина юрты. Не знаю, как вам передать свои ощущения от того дня, но стиль изложения настолько контрастировал с окружающей обстановкой, что я некоторое время пребывал в приятном удивлении, и теперь должен еще раз оговориться, чтобы не создалось впечатление надуманности – да, именно так, употребляя совершенно литературные обороты речи, изъяснялся хозяин юрты. Но ларчик, что называется, открывался просто.

Во времена детства рыбачий поселок, где жила его семья, был местом, куда часто наведывались ученые, исследовавшие высыхающее тогда еще полноводное море и прекрасно говорившие на родном языке. Кроме того, школьным педагогом по литературе и языку была столичная женщина, по каким-то причинам вынужденная жить в этом затерянном на краю света рыболовецком поселке, привезшая с собой небольшую библиотеку, которую регулярно пополняла, выписывая книги почтой.

Ее труд на ниве образования не был востребован никем, кроме одного ученика – того, что теперь занимал наше внимание, лежа на кошме в юрте. Остальные же его одноклассники, к слову сказать, так же, как и их родители, не считали изучение родного языка не только первоочередным, но даже сколько-нибудь важным занятием. Наш подопечный был единственным, кто читал ночами напролет, с боями поднимаясь по утрам в школу, и к выпускным экзаменам прочитал все книги в местной библиотеке, не говоря уже о тех изданиях, которыми его охотно снабжала учительница.

Часто он засиживался у нее, поначалу поражаясь тому, как она умело складывает слова в предложения, казавшиеся столь же замысловатыми, сколь и просто понимаемыми, перенимал потихоньку это умение, и через несколько лет, преодолев традиционный для таких случаев период увлечения внешней формой, превозмог эту сложную науку. Частенько в своей жизни ему приходилось удивлять приезжавших в поселок людей изысканностью речи, которая совсем не вязалась ни с архитектурой поселка, ни с нравами местных жителей, гостеприимных, но чрезвычайно ограниченных в своих познаниях, ни с тогдашним обликом самого хозяина юрты, крепкого, коренастого и до черноты загорелого крепыша, одетого по последней моде деревенских увальней. И вот теперь мы наслаждались его рассказом.