Роберт Говард - Стервятники Техаса

Пойдем! Нам надо как следует поработать, чтобы успеть навьючить золото на мулов. Часть, может, придется даже оставить. Ясно станет, когда начнется стрельба… Слава богу, хотя бы сюда никто не заявится с дурацкими вопросами! Сейчас они все сосредоточились на тюрьме, у нее пусть и остаются…

Коркоран двинулся было вслед за шерифом, потом вернулся, пробормотав: — Оставил бутылку виски у себя в комнате.

— Так забирай ее побыстрей и догоняй! — Миддлтон торопливо зашагал по дороге, а Коркоран вернулся в заполненную дымом комнату. Не обращая внимания на скрюченные тела, валявшиеся на заляпанном багровыми пятнами полу и глядевшие на него стеклянными глазами, он быстро пересек помещение, вошел в свое логово и принялся обшаривать постель, пока не обнаружил то, что ему требовалось. После этого с бутылкой в руке он направился к выходу.

Внезапно раздавшийся тихий стон заставил техасца резко развернуться и выхватить левой рукой пистолет. С искренним удивлением Коркоран уставился на распростертые на полу трупы: по своему опыту знал, что никто из троих стонать уже не может — все они уже отмучились на этом свете. И все-таки слух никогда его не подводил.

Сузившимися глазами стрелок внимательно оглядел комнату и заметил тонкий ручеек крови, вытекшей из-под перевернутого на бок стола у самой стены. Рядом с ним трупов не было.

Коркоран отодвинул стол и замер, словно пораженный выстрелом в сердце, рыдание спазмом перехватило горло. Через мгновение он стоял на коленях рядом с Глорией Бленд, придерживая одной рукой золотоволосую голову. Другая рука с бутылкой тряслась, когда он попытался влить виски в сомкнутые губы девушки.

Ее затуманенные болью прекрасные глаза открылись и взглянули ему в лицо. Каким-то чудом поглощавший сознание Глории смертный туман отступил, и она узнала любимого ею человека в последние мгновения своей жизни.

— Кто это сделал? — выдавил Коркоран. Губы девушки шевельнулись, из их уголка выкатилась и побежала по белоснежному горлу алая струйка.

— Миддлтон… — прошептала она. — Стив… Ох, Стив… Я пыталась…

И не договорив фразы, она обмякла в его руках. Голова Глории откинулась назад; она была похожа на ребенка, только что уснувшего ребенка. Коркоран осторожно опустил ее на пол.

Когда стрелок покидал этот утонувший в крови дом, его сознание полностью очистилось от действия спиртного, но шатался он словно пьяный. Чудовищное, непредставимое событие поразило его настолько, что он не мог овладеть своими чувствами. Ему в голову не приходило, и не могло бы прийти, если бы он не убедился минутой назад в обратном, что Миддлтон или любой другой белый мужчина способен хладнокровно убить женщину. Коркоран жил в соответствии с собственным кодексом чести, правила которого не отличались цивилизованностью и не исключали насилия, но его отношение к женщине было на грани поклонения. Этот постулат являлся неотъемлемым элементом жизни фронтирьеров юго-запада, так же, как защита личной чести и достоинства. На протяжении десятилетий соплеменники Коркорана и их ближайшие соседи, вне зависимости от рода их занятий, придерживались в своей повседневной жизни набора определенных правил и делали это без излишней помпы, претенциозности, показухи и фальши. И для всех этих людей жизнь и тело женщины были неприкосновенны. Техасец не представлял себе, что можно вести себя как-то иначе или иметь совершенно другие жизненные убеждения.

Холодная ярость вымела туман из сознания Коркорана и оставила только жажду мести. И дело было не в том, что он относился к Глории иначе, чем к прочим горожанкам; если бы речь шла о простом старателе, солдате или клерке, — словом, об обыкновенном мужчине, испытываемые им чувства следовало бы определить как влюбленность. Но даже если бы она была незнакома ему или не нравилась, он должен был убить Миддлтона за измену жизненным принципам, которые считал священными.

Он вошел в дом шерифа мягкими шагами охотящейся пантеры. Миддлтон вытаскивал из потайной пещеры тугие кожаные мешочки, громоздя их на столе в главной комнате. Стол скрипел под их тяжестью. На нем почти не оставалось свободного места.

— Помогай! — воскликнул он. Затем замер на мгновение под ледяным взглядом Коркорана. Толстые мешочки выскользнули из рук шерифа и шмякнулись на пол.

— Вы убили Глорию Бленд! — почти шепотом сорвалось с твердых губ техасца обвинение.

— Да. — Голос Миддлтона был спокоен. Он не спрашивал, как узнал об этом Коркоран и не пытался оправдываться. Он знал, что время для разговоров упущено. Он забыл о своих планах, о золоте на столе и том, что осталось в пещере. Внезапно оказавшийся перед лицом вечности человек видит только главные ценности своего существования.