Эль Стравински - Имеющая право молчать

– Папа! – наконец-то я увидела его белозубую улыбку, ярко сияющую на фоне сажистого лица. Пытаясь привлечь внимание, я активно замахала руками, стоя на носочках. Так меня было лучше видно.

Отец помахал в ответ, что-то сказал ребятам стоявшим рядом и начал подниматься.

– Лисенок, что ты тут делаешь? – отряхивая одежду спросил отец, – Я же говорил, на копях не безопасно. Нужно было меня подождать возле входа.

И еще шире улыбнувшись добавил:

– Иди я тебя обниму, надеюсь не сильно испачкаю платье.

У отца была поистине заразительная улыбка, когда он улыбался никто не мог не улыбнуться в ответ. Вот и я засияла ярче самого чистого кристалла апейрона, сильнее кутаясь в его теплых объятьях.

Уже на выходе из копий, краем глаза заметила Лиама и надзирателя Свортона. Он громко отчитывал сына и активно жестикулировал руками. Лиам же поникнув стоял и изредка что-то односложно отвечал. Точно понять, о чем разговор было сложно, но долетевшие обрывки фраз больно резанул слух и сердце:

– …и хватит общаться с этими отбросами… девок что ли мало… – мне показалось, что в этот момент Свортон, заметив нас с отцом, с омерзительной усмешкой посмотрел именно на меня, прямо в глаза. По позвоночнику прошелся цепкий холодок, напрочь стирая следы радости с лица. Предрассудки о классовом неравенстве настолько вкоренились в головах людей, что это делало практически невозможными нормальные, человеческие отношения: будь то дружба или хотя бы элементарное уважение между разными сословиями горожан.

– И так, успела проголодаться? – перво на перво отец беспокоился, чтобы я была сыта. Всегда. Со временем подобные вопросы даже не возмущали, он так проявлял заботу и любовь, к чему же мешать? Поэтому я утвердительно кивнула и еще шире улыбнулась, увидев ответную детскую радость в его глазах, на зло всяким там Свортонам. Не позволю испортить себе настроение напыщенному бюрократу-индюку.

По пятницам отец всегда готовил масляные лепешки с парвовым вареньем из особого запаса. Кисло-сладкий с карамельным нотками фрукт был большой роскошью и редкостью. Поговаривали, что сам дей Сигал не ровно дышал к парвам, приказав высадить возле дворца целый сад этого лакомства и истратив несметное количество апейрона на это предприятие. Но верю, оно того стоило. Я бы в этом саду жила.

Это была неизменная семейная традиция. Папа говорил, что парвовое варенье очень любила мама. Да и я признаться, уплетала лепешки с вареньем за обе щеки, можно сказать прямиком из раскаленного саджа, с превеликим удовольствием.

– Лисенок, не торопись. Так и несваренье можно заработать. Пусть остынут, – папа сосредоточено колдовал на кухне, умело управляя поварешкой. Я же наслаждалась мирным вечером, не спеша потягивая ямшевый чай из блюдца. Этот способ чаепития мне когда-то показала тетушка Айа. Чистая магия. Но так было действительно вкуснее.

– Я смотрю вы с мастером Брагом поладили? – между делом заметил отец.

– Можно сказать и так. У нас взаимовыгодные отношения. Я помогаю ему с обрядами в Дахме, он учит – бытовому обращению с апейроном и разными травами. Возможно, однажды удастся открыть собственную практику, – деловито заявила я, в мечтах уже красочно представляя собственную мастерскую и желательно подальше от шахты.

– Дорогая, я понимаю, что тебе нравиться во всем этом копаться. Но Дахма это не место для хрупкой девушки. Ты еще совсем ребенок, – папа заботливо уложил последнюю румяную лепешку на тарелку и нежно потрепал меня за щеку.

– Лисенок, я хочу тебе лучшей жизни чем беспросветная работа на фабрике. Самое малое, что я могу сделать, это купить тебе свободу. Думаю, еще несколько месяцев, и ты сможешь распрощаться с этой повинностью перед Триумвиратом. Заняться лекарством или чем захочешь.

– Пап, давай пока не будем об этом, – каждый раз затрагивая тему выкупа из повинности, меня накрывала неконтролируемая злость, – Ты же знаешь, что я тебя не оставлю. Только если получиться накопить апейрон на нас двоих, и мы уедим от сюда вместе. В ином случае, я останусь в Лаваре и точка, – как он вообще мог так говорить. Отец не раз затевал подобные разговоры, но я их резко пресекала. Мне претила одна мысль, пожертвовать его свободой ради своей.

Дальше любые споры были лишними. Мы с аппетитом стали поглощать нежнейшие лепешки в сливочно-карамельных лужицах парвового варенья. В эти минуты казалось все так легко и просто. Что мы вовсе не на апейроновых шахтах, что не нужно каждый день думать о хлебе насущном, что мама рядом и мы обычная, счастливая семья. В моих мечтах так оно и было.