Василий Стенькин - В осажденном городе

— Ну балабол ты, Ванюшка!

Тетка поставила на стол тарелку щей, аппетитно пахнущих упрелой говядиной, принесла ложку, горбушку черного хлеба, села на широкую скамью и любовно смотрела, с какой жадностью ест племянник. Не имея своих детей, Екатерина души не чаяла в непутевом племяннике. К тому же Иван чем-то напоминал погибшего мужа.

Утром Митюхин вышел из дому тетки совершенно неузнаваем: на нем был суконный праздничный костюм дяди, искусно наклеены усы, нацеплены старые очки в металлической оправе. Правда, Иван плоховато видел в них, но зато очки здорово преображали лицо. В кармане лежал пропуск на имя рабочего Верхне-Ломовской спичечной фабрики, некогда принадлежавший дяде. Это на случай проверки документов.

В таком виде предстал он в полдень перед вожаком банды Недосекиным.

— Ты кто? Как попал сюда? А ну, отвечай, гад! — бесновался Недосекин, как видно, принявший с утра спирту.

Митюхин сдернул очки и усы, рассмеялся.

— А теперь угадываешь?

— Иван? Ты откуда? Рассказывай! — изумился Недосекин.

Он знал, что Клейменов и Митюхин задержаны чекистами; верные люди передали, что их опознавали через жителей Верхнего Ломова.

— Из преисподней.

— Что это еще за преисподняя?

— Чека называется. Меня и дядю Елизара Клейменова сцапали. Идем по лесу, разговариваем, и вдруг со всех сторон — черные дула винтовок и наганов. «Руки вверх!» Куды деваться, сила солому ломит…

Митюхин подробно рассказал о том, как они были задержаны — кое-что, конечно, присочинил для большей убедительности, — о допросах, о пытках, которым они будто бы подвергались.

— Я от всего отрекся: я не я и лошадь не моя, — рассказывал Митюхин. — Тогда мне дали очную ставку с Клейменовым. Тот безо всяких разрисовал, как был убит председатель Выглядовского Совета Дубов; назвал меня как соучастника.

«Ну что, Митюхин, и дальше будешь отрицать? — с ехидцей спрашивает следователь. «Мне, говорю, нечего отрицать, я там не был. Если Клейменов убивал Дубова, пусть несет ответ по закону, а не перекладывает вину на чужую голову».

— Что-то не узнаю Елизара, — сказал Недосекин. — Продолжай!

С юмором, как о веселом происшествии, рассказал Митюхин о побеге.

— Запросился в нужник, повел меня пожилой дядька. Я зашел, а он стоит невдалеке, велел дверь на крючок не запирать. Я уперся руками в стояки, а задом — в широкую доску, чую, поддается, боюсь как бы гвозди не заскрипели. «Скоро ты там?» — спрашивает охранник. «Обожди», — отвечаю с натугой, сам давлю, давлю. Доска-то оказалась трухлявой, сорвалась со шляпок, гвозди и не скрипнули.

Рассказ Митюхина рассмешил бандитов, кто-то протянул ему наполненный стакан.

— А потом что? — спросил Недосекин, отстраняя стакан, видимо еще не совсем веря в историю побега.

— Потом пришел к тетке Екатерине. Вон дядя Григорий знает ее. — Митюхин метнул взгляд в сторону Григория Муленкова, — с ним заходили к ней.

— Знаю, знаю, хорошая баба, — пьяно пробормотал Муленков, — заходили…

— Ну вот, переночевал у тетки, утром она так нарядила меня, что родная маменька не узнала бы.

— Ну гляди, Иван! Если ты соврал и пришел к нам по их заданию, я такую казнь тебе придумаю, какой белый свет не видывал, — пригрозил Недосекин. — Подайте стакан спирту.

Он принял стакан и протянул Митюхину.

— Пей, соврал — захлебнешься.

Иван принял стакан и залпом выпил.

— Ничего, мелкой птахой пролетел, — сказал он, озорно подмигнув.

Карьера Александра Недосекина, сына владельца винокуренного завода, не сложилась: мечтал стать военным врачом, а кончил бандитом.

Не приняв Октябрьскую революцию, уехал в Новочеркасск и поступил в Добровольческую армию, которую формировали верные престолу генералы для свержения большевистской власти. Участвовал в Кубанском «ледяном походе», лютовал в глухих степях Задонья, под командованием генерала Май-Маевского шел на Москву, сражался у Перекопа.

Когда остатки разбитых белых войск уходили из Крыма, покидая Родину, Недосекин устрашился чужбины и скрывался у отца, ожидая скорого падения Советской власти. Престарелый отец жил за счет сбережений, которые удалось сохранить. Завод был конфискован.

Вспыхнувший в Тамбовской губернии кулацко-эсеровский мятеж, который возглавил авантюрист Антонов, Недосекин воспринял как благовест, как начало неминуемого краха большевиков. Он стал одним из руководителей губернского «Союза трудового крестьянства», нелегально созданного по директиве Центрального Комитета партии эсеров; сошелся с Антоновым и его дружком Токмаковым.