Василий Стенькин - В осажденном городе

Это он, Александр Недосекин, вместе с уголовником Васькой Карасем зверски пытал захваченных коммунистов, продработников и сельских активистов во многих уездах.

Официально провозглашались правоэсеровские или кадетские лозунги, выдвигалась идея создания «Крестьянского государства» без коммунистов. Но вскоре Недосекин убедился: все это пустые слова, болтовня. Руководители мятежа, полуграмотные и невежественные люди, не представляют четко программы действий, их основная цель — грабежи, пьянство, убийство и насилие без разбору.

После разгрома остатков банды на Вороне Недосекин окончательно убедился, что Антонов — не просто авантюрист и грабитель, а паникер и слюнтяй, готовый в любую минуту сдаться на милость чекистов.

Сколотив группу единомышленников, Недосекин покинул Антонова и организовал свою банду, чтобы продолжать «идейную» борьбу с коммунистами. Однако отмена продразверстки и введение продовольственного налога подсекли его планы: крестьяне решительно отказались от борьбы против Советской власти.

«Мои мосты сожжены, мне отступать некуда», — самому себе признавался Недосекин в минуты тяжких раздумий.

Утром он поднял всех, чтобы обсудить план ограбления Студенского винзавода. Бандиты просыпались нехотя, матерились и отмахивались, не могли прийти в чувство после беспробудной пьянки.

Наконец, когда всех растормошили, Недосекин начал говорить:

— Ровно в полночь соберемся под ветлами у Малой Студенки. Григорий известит нужных людей. Оттуда цепочкой направимся к Студенскому винзаводу. Одни будут грузить бочки, другие проникнут в контору, взломают столы и шкафы. В субботу день получки, деньги, наверное, будут в наличности. Ясно? А ты, Иван, — Недосекин обратился к Митюхину, — будешь при мне, хочу посмотреть, не разучился ли ты работать. — Митюхин согласно кивнул. «Верит или не верит? Должно, проверяет, коли привязывает к себе». Где-то в глубине леса надрывно прокричала болотная сова, бандиты насторожились.

— А пока можем гульнуть, пускайте стакан по кругу! — объявил Недосекин. — Надо опохмелиться, чтобы руки не дрожали.

В землянку неслышно вошла жена Недосекина, которая иногда участвовала в разбойничьих налетах, но в ту ночь муж не ждал ее.

— Полька? Случилось чего? — обеспокоенно спросил Недосекин, поднимаясь навстречу жене.

— Ничего не случилось, скучно мне — вот и пришла. — От Пелагеи несло перегаром. Ее некогда красивое лицо было землистым, одутловатым.

— Я хочу с тобой, милый, не прогоняй.

Пелагея скрывалась у надежных людей в Калиновке, Недосекин навещал ее ночами, свободными от бандитских дел. Вот и сегодня хотел идти в деревню.

— Ты как ребенок!

— Саша, у меня тяжело на сердце, какое-то нехорошее предчувствие, — говорила Пелагея, не стесняясь присутствия посторонних.

— Выбрось глупости из башки, втемяшила черт те что, — со злостью сказал Недосекин: слова жены он принял как плохую примету…

— Я хочу на большое дело, напоследок хлопнуть дверью… Сашенька, возьми, — канючила Пелагея.

— Хватит болтать, возьму, чего там, — Недосекин недовольно махнул рукой. — Ну что, мужики, возьмем? — спросил он, стараясь обратить разговор с женой в шутку.

— Доживем до полуночи, поглядим. Говорят, баба — к несчастью, — ответил Муленков тоже вроде бы шуточно.

Тоскливый крик болотной совы повторился, потом еще раз. Люди, не находя слов, переглянулись и приутихли.

Воскресенье в семье Тарасовых началось обычно. Глава семьи Николай Николаевич ни свет ни заря хлопотал в саду, наступила пора созревания вишни, малины и смородины. Исключительной же его заботой были пчелы.

Хозяйка дома Алевтина Алексеевна сходила в церковь, заутреню служил молодой священник, выпускник Московской духовной академии, за короткий срок покоривший прихожан своим недюжинным умом, могучим голосом и актерским красноречием. Она вернулась оттуда умиротворенной и тихой, поминутно посматривала на солнце — не пора начать печь гречишные блины?

Дмитрий, привыкший вставать рано и получивший первый в этом месяце выходной день, побрился и бесцельно слонялся по двору. Анечка, распахнув окно в сад, музицировала на пианино, подбирая на слух какой-то старинный вальс.

Часов в девять уселись за стол завтракать.

Помня обещание, данное товарищу, и предварительно сговорившись с сестрой, Дмитрий приступил к исполнению своей добровольной роли свата.

— Ну, мама, блины — объедение, — похвалил Дмитрий.