Александр Сытин - Мертвые всадники

В это время во двор кто-то вошел.

— Яссолом алейкюм, Кадырбай, — проговорил скрипучий, как колесо арбы, старческий голос, и Кадырбай вздрогнул и обернулся. Это был закятчи (сборщик).

— Ты уже кончаешь молотьбу. Я пришел получить херадж (подать с урожая),

— заскрипел старик, и радостное коричневое лицо Кадырбая, покрытое белой пылью, стало унылым.

— Тут уже одна солома. Пшеницы нет.

Острые глаза закятчи забегали по снопам, а цепкие лапы зашуршали по соломе. Кадырбай позвал жену, приказал Селиму слезть с лошади, и они втроем, отбросив солому, стали сгребать пшеницу, а закятчи стоял и надсматривал.

Когда все зерно было ссыпано посреди тока в две большие, остроконечные кучи, закятчи взял два глиняных кома и, намочив их в арыке, приложил к каждому большую медную печать, которая висела у него на поясе. Потом он взял вилы и осторожно установил комья на верхушке каждой кучки, чтобы Кадырбай не скрыл от своего урожая. Теперь, если взять хоть немного из кучи пшеницы, зерно сверху обсыпется, ком земли наклонится на бок, и закятчи возьмет штраф.

— Хе-хе, как песок! Нельзя дотронуться,— заскрипел старик, любуясь на свою работу.

Закятчи и Кадырбай засучили рукава, взяли друг друга за руки и начали торговаться, как это принято на базаре.

— Эгга, Кадырбай, — сказал сборщик.—Сегодня у тебя очень много пшеницы. Пятьдесят пудов будет...

— Двадцать пять,— возразил Кадырбай.

— Ты дурной человек,— сказал закятчи.—Я и так десять пудов сбросил.

Кадырбай загорячился.

— Тут не больше двадцати пяти. Сам Аллах видит, что у меня никогда не было столько, как ты говоришь, — повторил Кадырбай.

— По-твоему выходит, что закятчи бека (жулик), — заскрипел старик. — Ты умный декхан и должен понимать, что закятчи не получает жалованья, а потому часть хераджа я должен взять себе: ни один тюра (господин) не может мерить пшеницу слуг эмира. Он был бы тогда рабом рабов, а не господином. Кроме того, ты клялся именем Аллаха, а это кюфр (нарушение шариата), и я могу взять с тебя штраф, что выйдет одно и то же, а, может быть, и еще больше, так как я не знаю, сколько надо брать, если кто-нибудь начинает клясться именем божьим. Ты человек бедный, и я согласен сказать амлекдару, что у тебя тридцать пять, но не меньше.

— Хорошо, — с облегчением сказал Кадырбай. — Только сними скорее печати. — Сборщик с таинственным видом взял Кадырбая за руку и отвел в тень.

— Кадырбай, наш бек Мустафа, когда брал от податей свою часть, нарушил доверие солнца Бухары (эмира) и своими скверными руками взял в десять раз больше, чем нужно. Мудрый эмир наказал вора, и уже два дня, как бек Мустафа сидит на своем дворе в дырявом халате, как последний байгуш (бедняк). Что у него было — cветлейший эмир взял в свою казну. Кысмет! Мустафа сидит у арыка и смотрит на землю и воду, которая ему больше не принадлежит. Новый бек еще не знает, сколько надо брать хераджа. Поэтому я приду через три дня. Хайер (прощай), — проскрипел закятчи и пошел к соседу Кадырбая. Там сейчас же оборвалась песня, и замолк шум молотьбы.

Кадырбай смотрел на пшеницу и вздыхал. Третьего дня приходил сарбаз (солдат) амлекдара (начальника области) и требовал джозие (подушную), а теперь продать запечатанную пшеницу было нельзя. Кадырбай посадил Селима караулить печати и пошел во внутренний двор к жене.

— Ханум, — сказал Кадырбай, пока она сыпала в котел крошеный лук, собираясь варить маставу: — я пойду на базар и продам нашего кунана (барана), чтобы заплатить джозие. — Ханум держала мясо в руках, и слезы капали из ее глаз. Кадырбай очень любил свою жену и всегда помнил слова пророка: „Внимание мужа к хлопотам жены утишает гнев Аллаха“. Поэтому он подсел к котлу, похвалил айран (кислое молоко), пообещал принести к маставе лепешек и, когда бедная женщина стала улыбаться, тронулся в путь.

Глиняные дувала и дорога дышали жаром, длинная шерсть барана была совсем горячая, и Кадырбай поливал его водой из арыка и поил, пока довел до базара. Баран упирался, не шел, чихал от пыли, тряся своим жирным курдюком, но, наконец, послышался гул базарной толпы и скрип колес.

Во всей Бухаре воров нет, а платить сбор за привод барана на базар Кадырбай не хотел, а поэтому, привязав кунана к тополю, он спокойно пошел к мясникам узнать цены и разглядывал шумную толпу. .Скоро он услыхал треньканье сааза. Кругом слепца собралась толпа, и Кадыр-бай протискался вперед.

— Покайтесь люди, монотонно пел слепец. Уже надвигается на вас бич Аллаха. В бекстве Мугафара появилась джурада. Она была роджиль (пешая), но уже все поля на ее пути стали черными, как после огня. Покайтесь, второго урожая не будет. Теперь джурада—парс (крылатая), и она скоро будет здесь. Покайтесь. — Толпа в ужасе молчала, и мелкая монета сыпалась в чашку слепца.