Александр Фишман - Мертвые головы

— Здесь налево.

Водитель послушно повернул руль, и "праворукая" "Тойота-Карина", миновав железнодорожный переезд, въехала на территорию Черницкого кладбища.

— Давай, проедем дальше.

— Смотри, какая грязища. Запросто можем застрять.

— Сворачивай вон туда, — указала направление девушка. — Там посуше.

— Посуше, посуше… — проворчал ее спутник. — Не могли дорожки заасфальтировать! Буксуй здесь теперь…

— Х-ха, дорожки ему заасфальтировать! Здесь тебе не Запад!

— Ну и что хорошего-то. Все, дальше не проедем, — заявил молодой человек и заглушил двигатель. — Конечная остановка.

— В полном смысле слова, — улыбнулась девушка, застегивая пальто.

— Что? — не понял ее спутник.

— Кладбище — конечная остановка на жизненном пути любого человека.

— А-а…

Они вышли из машины, и девушка с наслаждением потянулась, вдыхая полной грудью чистейший и уже чуть морозный осенний воздух.

— Красотища-то какая! — раскинув руки, пропела она и повернулась на одной ноге вокруг своей оси. — Красотища!..

— Чего здесь красивого… — буркнул парень, окинув взглядом панораму.

— Да-а, нет в тебе чувства прекрасного! Ты только приглядись!

— К чему тут приглядываться-то, — скривился он. — Погост и погост.

— Погост!.. — передразнила девушка. — Это в твоей деревне "погост"…

— А в твоей?..

— И в моей, — не стала спорить она. — А здесь — кладбище. Чувствуешь магию слова — кладбищ-щ-ще… Красотищ-щ-ща…

— Опять ты со своими… — молодой человек запнулся, подыскивая нужный эпитет. — Ерунда все это. На постном масле.

— Сколько раз тебе говорила, чтобы ты не употреблял этих идиотских выражений.

— Каких?

— "На постном масле" и тому подобных. Это по меньшей мере…

— Помню, помню. "Трюизм", "моветон"… Какие там у тебя еще припасены словечки для меня?

— А, вспомнил: "Не комильфо".

— Ты обижаешься?

Подойдя к своему спутнику, девушка сняла перчатку и нежно провела кончиками пальцев по его лицу. Тот не ответил на ласку, дернул щекой.

— Не в этом дело.

— Я же любя. Мне хочется иметь культурного во всех отношениях…

— А мне на это плевать. Я перестраиваться не собираюсь. Какой есть, такой есть. Меня, по крайней мере, устраивает.

— И меня, — улыбнулась девушка.

— И вообще, какого черта мы сюда приперлись? Можешь объяснить?

— Конечно, объясню. Чуть позже. А теперь давай немного пройдемся.

— У тебя здесь что, кто-то похоронен?

— Нет, никого.

Девушка медленно направилась между могилок вглубь кладбища, с интересом рассматривая памятники и читая надгробные надписи. Молодой человек последовал за ней. Багряно-желто-коричнево-зеленый ковер из опавших листьев тихо шуршал у них под ногами. Кладбище в это время было пустынно, вдалеке виднелась лишь пара машин.

— Нашла место для экскурсии!

— А чем оно хуже любого другого? Тихо, красиво и… интересно.

— Что здесь интересного? Могилы и могилы.

— Не скажи, могила могиле рознь. Вот эта, смотри, завалена, памятник и оградка проржавели. Зато рядом, смотри, черный гранит, в ограде чугуна тонны на две, внутри все плиткой выложено, цветник какой оригинальный. А ведь парни почти ровесники: этому двадцать шесть лет, а этому двадцать четыре. И умерли в один месяц. А похоронены по-разному.

— Слушай, да ты просто извращенка какая-то. Я и не думал…

— Нет, это не я извращенка. Как раз не я. Ты говоришь — Запад. На Западе тоже разные кладбища. Где-то — фамильные склепы, участки на всю семью. А где-то — ровные ряды одинаковых надгробных плит, где только имя и даты рождения и смерти. Все унифицировано, никаких различий. Неважно, какой ты пост занимал и насколько был состоятелен при жизни, смерть всех уравняла. В таком подходе есть своя прелесть.

— Дорожки там асфальтируют на любых кладбищах. А у нас…

— Если бы только дорожки. Россия, специфика… Здесь есть более любопытные отличия, куда более любопытные.

— Какие же?

— Ну, об одном я уже сказала. Заброшенные, нищие могилки соседствуют со скульптурным великолепием. Вряд ли это еще где есть в мире. Везде, как правило, свои лежат со своими. И на Руси испокон веков так было. У Владимира Бенедиктова, поэта прошлого века, есть такие стихи: