Александр Сабуров - За линией фронта

Из здания доносятся глухие разрывы гранат. Быстрая короткая очередь. Жалобно дребезжит разбитое стекло в окне. Какой-то крик. Снова рвется граната…

Что там творится, за этими окнами?..

Опять связной:

— Лейтенант Федоров докладывает: тюрьма взята. В камерах обнаружены пятнадцать расстрелянных подпольщиков. Среди них девушки. Совсем молоденькие… Вся тюремная охрана перебита.

— Немедленно группу Федорова ко мне!

Подхожу к Новикову.

— Можешь бить по подвалу?

— Толку мало, товарищ командир. Стены кулацкие — небось в четыре кирпича выложены. Пушку бы сюда…

— Будешь бить из минометов. Но бить так, чтобы мины рвались пусть у подвальных окон, но только не выше подвала. Можешь?

— Могу, товарищ командир.

— Иванченко, ко мне!

Он подходит, как всегда, спокойный, собранный, неторопливый…

Сзади слышен скрип снега, топот ног. Это подбегает Федоров со своими бойцами. Ванино лицо сияет.

— Разрешите доложить…

— Потом. Слушайте приказ. Иванченко и Новиков открывают огонь по окнам подвала. Такой огонь, чтобы враг головы не поднял. Потом пауза — и группе Федорова броском ворваться в здание на помощь Реве. И чтобы через полчаса там все было кончено. Ясно?..

Мины рвутся у самых окон, взрыхляя снег и мерзлую землю. Станковые пулеметы заливаются длинными очередями.

— Федоров, вперед! — командую я, когда перестают ухать минометы.

Припав к земле, «федоровцы» бросаются к зданию и исчезают в подъезде.

Тишина. Мы чутко прислушиваемся. В здании комендатуры все то же: одиночные выстрелы, громкие голоса, опять выстрелы. Даже гранаты перестали рваться.

Неожиданно раздается треск, вылетает рама на втором этаже, и в окне — фигура Ревы.

— Слухай сюда! — гремит его радостный голос. — Кончено. Здесь одни мертвяки остались. Живые в подвале. Як крысы сидят. Я их сверху прикрыл, чтобы не дуло. А як вы, землячки?..

Снова тот же маневр: сосредоточенный огонь по окнам подвала — и Рева с Федоровым рядом с нами.

Полушубок Павла весь в известке. Правый рукав изодран в клочья. На щеке черное пятно — словно в саже вымазался.

В конце концов обстановка проясняется. Два верхних этажа комендатуры полностью очищены. Враг занимает только подвал. Единственный вход в него Рева завалил досками, кирпичом, даже тяжеленным несгораемым шкафом. Выбраться из подвала невозможно. К тому же здание мы окружили плотным кольцом. Но и нам не проникнуть в подвал, не разбить его каменных стен. Как быть?

— Пойдем, посоветуемся, — предлагаю я.

Вместе с Бондаренко, Богатырем и Ревой отходим в сторону и останавливаемся у высокого забора, окружающего одинокий домик. За нами, как тени, следуют Ларионов и Абдурахманов.

— Итак, давайте разберемся, товарищи, — говорю я. — Здание полиции взято. Управа тоже. Тюрьма наша. Вражеский гарнизон в основном разгромлен. Раненые из госпиталя отправлены в лес. Запасы муки и скот вывезены. Остается вот этот подвал. Там остатки головорезов…

— Стой, Александр Николаевич! — неожиданно перебивает Рева. — Стой! Забыл… Я в комендатуре с Павловым познакомился. Ну, як ты не понимаешь?.. С Павловым, с бургомистром Трубчевска. Ранили его. Хотел взять живым — поговорить о том о сем. А он змеей в подвал. Так что он сейчас там сидит, гадюка эта. Разумиешь?

— Тем более. Значит, товарищи…

Какой-то темный небольшой предмет перелетает через забор и мягко плюхается в снег шагах в пяти от нас.

— Ложись! Мина! — кричит Ларионов.

Рванув меня за руку, валит в снег и падает на меня, прикрывая своим телом.

Несколько мгновений напряженно жду взрыва. Взрыва нет. Нахожу глазами неведомо откуда упавшую мину и вижу: от нее отходит короткий тлеющий бикфордов шнур.

Знакомый фашистский трюк — швырнуть мину вместо гранаты, чтобы сбить с толку противника: дескать, раз мина, значит издалека.

Сбросив с себя Ларионова, вскакиваю и вырываю шнур из детонатора.

— Все, товарищи.

Бондаренко внимательно оглядывает небольшой домик, окруженный забором, из-за которого прилетела к нам мина.

— Ясно. Здесь живет племянница Павлова, — уверенно говорит он. — Мразь. Она уже выдала трех наших комсомолок.

Ларионов ловко перемахивает через забор. За ним неуклюже переваливается долговязый Абдурахманов.

Прислушиваемся… Тихо — ни выстрела, ни голосов…

Друзья возвращаются минут через десять, сконфуженные и злые.

— Ушли, — сумрачно докладывает Ларионов. — Дом пустой. Следы идут от забора на огород и в переулок. А там все затоптано.