Тодор Кондов - Передает «Боевой»

…Он и не думал, что ревнив. И вдруг почувствовал, что напряжен, как натянутая струна. Свет от множества ламп отражался в озере Борисовского сада. Играл оркестр. Кругом толпилась молодежь. Белина вся сияла от радости. Они танцевали. И вдруг какой-то незнакомец пригласил ее танцевать. Помрачневший Эмил разрешил. Пока она не вернулась, он молча кусал губы.

— Пойдем. — И он встал.

Белина пошла рядом с ним.

— Эмо, куда мы идем?

Он набирался смелости предложить ей стать его женой.

— Эмо, куда мы идем?

Эмил вспомнил отца, встретившего их со слезами радости на глазах:

— Хорошо, сын. Значит, решили создавать собственное счастье? Семью? Хорошо! Будьте счастливы!

…Он помнил все подробности церемонии венчания: прикосновение холодного металла венчальной короны ко лбу, дрожащие руки Белины, благословения попа, от которого разило мастикой, полумрак церкви святого Георгия, своего отца, вставшего перед входом в церковь так, чтобы видеть сына и сноху и в то же время не переступать порога этого храма глупости и хитроумной спекуляции доверием людей.

Февраль тридцать пятого года…

Шел дождь. Стало холодно. Уже конец мая, а здесь все равно что в последние дни февраля в городе.

Эмил двигался с трудом. Его измучила высокая температура. Беспрерывно кружилась голова. Случилось то, чего он особенно боялся. Он заболел.

Эмил уже не утешал себя тем, что быстро поправится. Он знал свои силы и знал болезнь. Нет тепла. Не хватает продуктов. А лекарства? Две таблетки аспирина, случайно найденные в кармане, уже проглочены, а пользы от них никакой.

Он боялся, что уходит из жизни, а полиция тем временем вытягивает душу из арестованных из-за него, умирающего. И решил так: как только почувствует, что конец близок, если к тому времени не свяжется с товарищами, спустится в город и сдастся. Появление Эмила в полиции превратит торжество Гешева в еще одно его поражение.

Единственное, что он мог сделать, это оттянуть самый тяжелый период болезни. И он начал собирать крапиву и есть терпкую зелень. Она заменит продукты. А может быть, и лекарства.

Как и договорились, Манол пришел в воскресенье. Он рассказал, что Мария Молдованова арестована. Эмил потемнел. Девушка стояла у него перед глазами, и сердце его разрывалось на части.

Арестовали и Бончо Белинского, этого тихого больного человека.

Арестовали и Елизавету Пееву. И их сына Димитра. Кого еще арестовали, Манол не знал. Эмил был потрясен.

Манол потерял веру в себя. Он готов был отказаться помогать Эмилу, несмотря на то что полиция не наблюдала за ним. Он договорился о новой встрече в километре от шалаша. Эмил обещал перенести шалаш, потому что место было выбрано неудачно — чересчур близко от реки, где могли проходить люди. Эмил верил и не верил Манолу. И это было самое страшное. Эмил допускал, что Манол не выдержит, если Гешев случайно нападет на его след и арестует.

Эмил старался вдохнуть в него смелость. Стал говорить ему о силе партийных организаций, о готовности тысяч людей отдать жизнь ради победы. О партизанах. Рассказывал он тихим, приглушенным голосом:

— Бояться врага… Да это, в сущности, пораженчество. Не найти в себе сил, чтобы преодолеть страх, — шаг к поражению. Не найти опоры в себе — шаг к падению. Любая ошибка революционера может стоить крови. Нельзя верить в басни о всемогуществе врага. Нельзя бояться даже тени полиции. Нельзя допускать мысль, что агенты всесильны. Их слабость очевидна. Они ничего не знают и сведения вырывают силой. Они бессильны перед настоящим человеком.

Манол не догадывался, что Эмил, по существу, рассказывал о себе. Манол пропускал его слова мимо ушей и больше всего боялся поддаться уговорам. Он уже решил отойти от борьбы, укрыться в тихом, безопасном месте и больше не приходить в горы.

Расстались они холодно. Между ними встала невидимая стена недоверия, это были люди, не имеющие друг перед другом никаких обязательств.

Для Эмила наступили тяжелые дни. Сразу после ухода Манола подул сильный ветер. Потом началась буря. Заморосил дождь. Повалил мокрый снег. Стало темно. Дождь погасил костер. Сырость проникала в шалаш. Эмил никак не мог согреться. В ту же ночь он потерял сознание. В себя пришел только на рассвете. К утру ему полегчало. Наступила следующая ночь. Ясная. Звездная. Холодная. Луна ярко освещала снежную шапку горы Черни Врых. Почти у самого шалаша с грохотом проносились воды вышедшей из берегов Драгалевской реки.