Тодор Кондов - Передает «Боевой»

— Господин генерал, Москва требовала от меня, чтобы я знал все. Однако я не хотел знать ничего такого, что не имело отношения к моей работе разведчика.

— Хорошее слово «разведчик», хорошее.

Кочо Стоянов встал:

— Доктор, сейчас одиннадцать часов вечера. В два часа я отправлюсь к еще одному «соловью». А до двух хочу, чтобы ты мне чирикал, — и постучал по грязному полу своей саблей.

Дверь со скрипом открылась, и в камеру вошли инспектор Любенов и полицейский по прозвищу Гармидол. Это был высокий смуглый человек с огромными ручищами. От него разило ракией [15] Ракия — водка. . В полиции его держали специально для того, чтобы он избивал людей до полусмерти.

— Развяжите ему язык!

Вскоре изо рта Пеева потекла кровь. Кочо Стоянов заорал:

— Хватит! Посадите его! Прислоните к стенке! Он нужен нам живой!

Доктор Пеев тяжело вздохнул. Выхода он не видел. Надежды на спасение тоже. Шла жестокая борьба.

— Генерал, а вы представляете себе, что будет, если я не выдержу и умру? Или выживу, но не заговорю?

— Ничего, заговоришь! Три месяца назад попался мне один партизан. Молчит, и все тут! «Ах так», — сказал я ему! Замахнулся саблей — и голова его отлетела на целых три метра. Потом мои молодцы насадили его голову на кол и пошли по селам.

— Верю, генерал. Убивать связанных людей вы умеете. Мне рассказывали, как в восемнадцатом году во Владае вы расстреляли семнадцать болгарских солдат.

Генерал в бешенстве заорал:

— Любенов! Возьмись за него! Гармидол!

Любомир Лулчев рассказал царю о самом значительном успехе Николы Гешева за последние десять лет. Лулчев очень осторожно подбирал выражения. Как никто другой во всем царстве, он знал, как влиять на настроения царя.

— Как вы думаете, Лулчев, это возможно, чтобы в Москве знали об этом Пееве? Я припоминаю его, но это уже другой вопрос. Этот господин знаком со всеми моими генералами и министрами. Возможно, чтобы Москва интересовалась моей особой?

— Да, ваше величество. И прежде всего верховное командование СССР.

Лулчев умышленно щекотал самолюбие государя: если бы он отрицал это, если бы отверг версию об интересе к нему со стороны советских руководителей, это косвенно означало бы: «Вы ничтожество для них, ваше величество, несмотря на то что у советских людей нет ни короны, ни титулов».

— Лулчев, этого Пеева не стоит расстреливать. Он может рассказать нам, готовили ли генералы заговор против меня. Или что-нибудь в этом роде.

Царя мучила какая-то мысль. Неужели Бекерле снова затевает игру с ним? Возможно, он действительно боится заговора.

— Лулчев, почему вы нашли нужным рассказать мне об этом докторе?

Ответ у советника был готов, но он все еще не решил, стоит ли рассказывать царю суть дела, объяснять, в чем ужас происшедшего. Ведь если Советы находят подход к генералитету, значит, дела в царстве идут плохо. По существу, советник хотел коснуться истинного положения дел в стране и подсказать выход. Кажется, настало время отобрать власть у военных. Отыскать болтуна и позера Багрянова, использовать его для видимости как бутафорию, а за его спиной дать Николе Гешеву власть и деньги.

— Ваше величество, в нашем фасаде кое-что следует изменить.

— Из-за Пеева пойти на перемены в кабинете министров?

— Не из-за него. Ни в коем случае не из-за него. Но случай с Пеевым замкнул круг, государь. Большевизация.

Лакей поставил на столик рюмки, бутылку мастики, закуски и бутылку коньяка для господина тайного советника. Лулчев обрадовался: за рюмкой государь сговорчивее.

— С большевиками можно покончить только с помощью сверхсильной руки. Сейчас Германия завязла в России, и у нее нет возможности заниматься новым противником. И если она хочет, чтобы мы и впредь оставались для нее полезными, пусть покажет в Берхтесгадене, что сердится на нас.

Царь махнул рукой и проговорил:

— Лулчев, ценю ваш ум. И все же меня беспокоит этот доктор. В этом деле наверняка замешаны многие. Я вызову Гешева. Костова — нет. Гешева. Антон Козаров чурбан. У меня нет приличных полицейских. Среди них много предателей и много ничтожеств.

Советник добился своей цеди: у государя усилился страх перед военным заговором.

На следующее утро Лулчев осведомился о новостях во дворце.

После того как он уехал, царь напился. А когда его привели в чувство, он объявил:

— У меня нет генералов!

Никто не знал, кто первый упомянул о том, что расшифрованные радиограммы Александра Пеева подсказали мысль о перевороте, готовящемся с помощью генералов главного штаба действующей армии, но слух разнесся по дворцовым кругам и достиг полиции, отдела разведки, министерств внутренних дел, иностранных дел и военного министерства.