Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Пасха 25 апреля 1943 года.

Священнослужители превратили языческий праздник весеннего возрождения жизни в удачно придуманный день воскресения. И жаждущий свободы бедняк принял это Христово «чудо» за осуществление своих мечтаний.

Вечером с 22 по 22.30 Эмил провел очередную передачу в Москву под диктовку агентов.

Он молча смотрел на Белину. Она больше всех остальных понимала его. Агенты, тронутые его «послушанием», расположились в гостиной. В первый день пасхи они оставили их ужинать наедине. До сих пор один из них дежурил даже в спальне.

Белина открыла кран, чтобы шумела льющаяся вода. Радио работало. Целлеровский, «Продавец птиц», забавлял агентов. Сейчас самое время. Эмил вытащил доску из-под кровати в кухне. Молча поцеловал жену. Посмотрел на нее. Надо спешить. Побег обдуман так, что ответственность будут нести только он и агенты.

Эмил положил доску одним концом на перила балкона, а другим — на лестничное окно, предварительно открытое Белиной. Под ним — пять этажей. Ничего, Эмил прошел по доске два метра над зияющей под ним пропастью, и в тот же миг Белина положила доску на прежнее место, закрыла кран и вернулась в спальню.

Эмил сбежал по ступенькам. Остановился на тротуаре. Осмотрелся и тяжело вздохнул. Москва не скоро услышит «Пар». Но потом снова прозвучат знакомые позывные.

Эмил заторопился. Обернулся. Окно на кухне светилось — никто не опустил штору светомаскировки. «Поздно, господа», — подумал он.

Сердце у Эмила сжималось: Белина осталась в руках врагов. Она была снохой Николы Попова, супругой Эмила Попова, а это значило очень многое.

Эмил бежал. Ему надо было скрыться, чтобы выжить, чтобы снова бороться в рядах бойцов Красной Армии.

Эмил дважды останавливался, чтобы перевести дух. Большая потеря крови и нервное напряжение давали о себе знать.

Белина осталась в руках рассвирепевших полицейских. Он не имел права рисковать ее жизнью, но и она не имела права рисковать им. Эмилу самопожертвование Белины еще раз доказывало, что она любит его даже сильнее, чем прежде.

Эмил знал, куда шел. Знал, что будет делать.

Для него София стала негостеприимной. И все же этот затемненный безлюдный город найдет в себе силы, чтобы помочь ему спастись.

Не ради самого себя! Не ради Эмила Попова! Нет! Ведь он же сумел найти в себе силы, чтобы пытаться покончить с собой. Смог бы и спокойно дождаться расстрела.

В жизни человека бывают минуты, когда ему приходится ответить на страшные вопросы: действительно ли он человек? Правильный ли путь он выбрал? Может ли он пожертвовать своей жизнью? Сыновней любовью? Эмил быстро шел по темной стороне улицы. Запахивал сильнее свое летнее пальто, ощупывал карман, где должен был бы находиться пистолет. Он мог вернуться к себе домой и сказать:

— Господа, я поколебался. Я в вашем распоряжении.

Они обрадуются. Решат, что раз он отступил… а они ждут от нею отступничества… и потребуют, чтобы он стал предателем.

Но не слишком ли много они хотят? Поймут ли советские товарищи его сообщение о провале? Он не помнил, чтобы передавал когда-нибудь с такой скоростью. Видимо, он отстукивал больше ста восьмидесяти знаков в минуту. Он хотел бы быть уверенным, что его передачи не помогли полиции. А все остальное — ерунда.

Нет ровных дорог. Покоя не дают воспоминания. Белина улыбается. Он ясно видит ее лицо. Ямочку на щеке. Куда она ходила? Да, они договорились встретиться в шесть, а она опоздала на минуту и раскраснелась от спешки. Нет, это кружева на подушке. Она спит, а он смотрит то на ребенка, то на нее. Хорошо. Хорошо, пусть спят. Он остановился. Ему показалось, что кто-то идет за ним. Прислушался. Тишина. В висках стучит. Перед глазами желтые и синие круги. Руки инстинктивно сжимаются в кулаки.

Эмил был несчастен: ведь он оставил дом, жену, ребенка. Он смертник, заклейменный врагом. Кто мог бы позавидовать ему? Но придет время, люди поймут, что они завидуют ему. Он вынесет все страдания и скажет: «Я снова воюю». За одно мгновение возможности бороться он готов вытерпеть все.

Эмил остановился. Свернул в улочку. Одно сражение кончилось. Начиналось второе.

При обыске у Пеева полиции все же удалось обнаружить шифр. Но очевидно, Эмила арестовали до этого. Не менее очевидным было и то, что тот ничего не выдал. Об этом Пеев мог судить по вопросам Антона Козарова — человека, который решал судьбы людей в царстве. Он не мог молчать, но ему хотелось хотя бы на сутки задержать полное раскрытие шифра. Надеялся, что до тех пор товарищи, которые могут попасть в руки Гешева, все же узнают о неожиданном провале.