Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Белина тем временем возвращалась с сыном домой. Ребенок видел, как папа сел в машину. Апрельский ветер развевал волосики ребенка. Полицейский, стоявший на посту, захихикал. Полуживая Белина неподвижно стояла на тротуаре. Ребенок притих. Накрапывал дождь, и Белина не заметила, что по щекам ребенка катились слезы.

— Добро пожаловать, коллега! — Гешев встал и направился навстречу Эмилу. — Ну, подай руку! Разведчик разведчику… А, извини, не можешь. Что за люди! Эй вы, почему связали человека! Он с Москвой разговаривал.

Эмил не мог отпираться — его схватили в тот самый момент, когда он работал на радиостанции. Чтобы добраться до нее, служба радиоподслушивания записывала все колонки цифр. Он, конечно, мог бы утверждать, что не знает шифра. И все.

— Господин Попов, садись. — Гешев ухмылялся. — Садись. Вот сигареты. Закури. Прошу тебя, мы же культурные люди. Сейчас мы с тобой разберемся по всем линиям.

Момент, выгодный для самопризнаний. Упустишь его — конец. Признания надо делать именно сейчас. Гешев поднял трубку:

— Секлунов! Забери и госпожу Белину Герчеву. Дай ей понять, что укрывательство мы не терпим. Ребенок? И его тоже. Что с ним делать? Переломайте ему кости. Сигнал дам я. Секлунов, приходи сюда!

Эмилу выворачивали руки. Шприцем впрыскивали соль. Может быть, это и есть конец? Сознание помутилось от боли. Однако Эмил понимал, что у полицейского нет намерения убить такого человека, как он. Мертвый ведь не говорит.

Ему показалось, что он слышит плач сына. Разумеется, все его близкие в руках Гешева. Они будут в его руках до того момента, когда танки с пятиконечными звездами на башнях не остановятся перед дворцом.

Двое полицейских в форме поволокли Эмила в камеру. Отупевшие от пьянства, озверевшие от необходимости без конца совершать преступления. Страшные в своей примитивности, воспитанной в них страшным человеком, представителем страшного государства.

— Как ты думаешь, поможет тебе Москва вырваться из этой ямы? — спросил один из них.

— Да… — ответил Эмил.

Полицейский почувствовал огромную внутреннюю силу этого человека. Другой конвоир выругался:

— Пока придут, с тобой уже будет покончено…

— Знаю.

Его бросили в камеру. Мысли путались в голове: «Хорошо, господин Гешев. Тебе нужен живой радист, «Пар». Ты добиваешься подробного рассказа о группе «Боевого». Ты одержал победу в первом раунде. Но до конца еще много раундов, и неизвестно, как долго продлится сражение.

Только ты, господин Гешев, не знаешь своего противника. Думаешь, что держишь его в руках. Но это неправда! Надо жить! Надо надеяться, пока борешься. Господин Гешев, первый раунд за тобой. Второй — нет!»

Эмил сел на нары. В глазок кто-то уже минут пять пристально смотрел на него.

Шаги в коридоре заглохли. «Вы думаете, господа, что, если клетка закрыта, орел превратился в перепуганного воробья. Но это не так.

Хочется жить! Хочется солнца! Рассветов! Тихих вечеров! Хочется слышать смех сына, хочется видеть улыбку жены!»

Полицейские обыскали его. Они нервничали: не обнаружили самого важного.

Эмил сидел спиной к глазку. Половинка от лезвия для бритья лежала под подкладкой ремня на брюках. Боли он почти не почувствует — лезвие острое и новое, а вены перерезать легко. «Прощайте, люди. Прощай, Белина. Прости за страдания, которые я причинил тебе. Прощай, сын, сестра, отец. На фронте умирают тысячи. Еще один солдат превращается в кусок гранита, который ляжет в фундамент памятника неизвестному солдату». У Эмила закружилась голова. Было темно, и он не видел свою руку, но понял, что все идет как следует.

«До свидания, люди!» Эмил закрыл глаза. Он исполнил свой долг.

Мария Молдованова волновалась: Эмил снова заболел. Симптомы болезни были налицо: лихорадочный блеск глаз, розоватые щеки, нервная раздражительность, нездоровые, посиневшие губы. Он жил наперекор и назло всему. Перегрузка явно изнуряла его. И если бы не его воля… Мария не хотела больше беспокоить его. Хотела только спросить, что еще надо делать в мастерской и… уговорить отлежаться. Она постарается заменить его. Не успел замолкнуть звонок, как дверь квартиры с шумом открылась. Человек в черном плаще и мягкой шляпе втащил ее в прихожую. И в тот же миг Мария поняла весь ужас случившегося.

— Добро пожаловать, барышня! Вы, конечно, не думали увидеть нас здесь? Немедленно в Дирекцию!

Ее ввели в кабинет Гешева. Полицейский встал из-за стола. Предложил стул. Весь — сияние, злорадство, внушающая ужас любезность.