Тодор Кондов - Передает «Боевой»

— Царь, десять дивизий!

— Господин рейхсканцлер! Я люблю Германию не меньше вас. Для нее я сделаю все, когда встанет вопрос о ее спасении. Прошу вас только об одном: не забывайте, что я глава государства. И желаю, чтобы мы разговаривали как равные. Мы руководители держав!

Гитлер вытаращил глаза — он уже не владел собой. Начал истерично смеяться. Потом успокоился:

— Ваши дивизии я пошлю на правый фланг, они будут удерживать фронт на Дону, пока мои десять дивизий будут передвигаться из Франции на север, пока не станет ясно, сумеет ли Кессельринг удержать Италию со своими двумя эсэсовскими дивизиями, пятью дивизиями фольксштурма и двумя итальянскими фашистскими дивизиями, пока не выяснится, не перестанет ли Лондон отказываться от переговоров, как в свое время с Руди Гессом, пока не станет ясно, что действительно все поставлено на карту. — После этого Гитлер снова начал кричать. Он орал во все горло, переходил на фальцет, кашлял, задыхался, махал руками, словно рубил саблей. Подошел к Борису.

Царь молчал. Сначала все это показалось ему очень страшным. Это и в самом деле было так, и он не случайно ощутил леденящее дыхание ужаса. Возможно, впервые в своей жизни царь приблизился к истине о гитлеризме и впервые признался себе, что те, коммунисты, столь ненавистные ему, правы. Потом ему показалось забавным, что государственный деятель столь высокого ранга впадает в такой раж. Стало обидно за Германию, что ею управляет такой паяц и палач. Он и слушал его и не слушал. Потом, когда фюрер замолчал и сложил руки на груди, царь снова попытался успокоить его:

— Мой фюрер, я согласен дать войска.

Фюрер молчал. Потом вернулся к письменному столу и нажал кнопку звонка.

Подполковник гестапо, царь теперь заметил его форму, знаки различия старшего офицера и заслуженного полицейского, вытянулся в струнку:

— Мой фюрер…

— Пора накрывать стол к обеду! Пусть подадут и болгарскую мастику. Внизу, в моем зале, господин подполковник. Там очень уютно.

Борис заметил холодный свет в глазах гестаповского офицера. Словно заговорщики, рейхсканцлер и невзрачный офицер обменялись взглядами, и это пробудило в нем чувство необъяснимого страха перед фюрером.

— Ваше величество, думаю, что мы поняли друг друга. Я очень рассчитываю на болгарские дивизии. Вначале на десять, потом посмотрим. Если понадобится, увеличим их число.

— Да, мой фюрер. Только давайте уточним, когда они должны быть готовы. Может быть, к концу сентября?

Гитлер задумался.

— Хорошо, согласен.

Царь поднял голову и, улыбаясь, дошел за подполковником. Он считал, что поступил правильно. Теперь машина заработает. Гешев вместе с Кочо Стояновым покончит с коммунистами за каких-нибудь двадцать — тридцать дней, и дивизии будут готовы. Да, готовы. В то же самое время через папу римского, подобно царю Калояну [21] Болгарский царь с помощью папы римского Иннокентия III добился признания независимости Болгарии от Византии. — Прим. ред. … Да, папа Пий XI благосклонен к Йоанне, а значит, и к нему… ему удастся убедить хотя бы Рузвельта… у него жена католичка… через Черчилля, три года тому назад сказавшего Лулчеву, что во имя антикоммунизма он готов признать британцем даже болгарского царя-немца… а возможно, удастся договориться и с другими западными деятелями, но при условии, что в Болгарии не останется даже воспоминаний о коммунистах. Варфоломеевская ночь — не бог весть какое дело, факты об Освенциме и Дахау — не пустые россказни. Да, ему удастся убедить мир, что он антикоммунист, но друг Англии. Болгария, превращенная в крепость против русского большевизма, будет полезнее Германии, чем теперешние ее дивизии, которые и гроша ломаного не стоят. Да, Гитлера правильно информировали, что у Дурмитора болгарские войска численностью пятнадцать тысяч человек позволили югославским партизанам невредимыми вырваться из окружения. Но хуже всего то, что это было не военное поражение, а хитрый маневр какого-то командира, будто бы случайно нашедшего лазейку, через которую партизаны незаметно ушли.

Сейчас Гитлер может орать, но завтра он будет благодарить. А может быть, не он, а антикоммунистическая, но не гитлеровская Германия. Этого не может понять ефрейтор. Даже Гешев, этот чурбан и головорез, видит дальше.

Царь спускался по мраморным ступенькам в апартаменты на первом этаже. За его спиной поскрипывали сапоги подполковника гестапо.

Они прошли через салон. Маршалы вскочили с мест и щелкнули каблуками. Даскалов вытянулся в струнку. Этот болван считает себя великим военачальником и чуть ли не Наполеоном. А эти штатские господа советники из Софии, чьих имен никто не запомнит, пытаются играть роль великих дипломатов. Да что они знают? Борис III начинал подготавливать то, что должно было сделать его самым великим борцом против коммунизма: государство без коммунистов, государство — бастион антикоммунизма. Нечто вроде прежней Польши Пилсудского. Но более крепкое. Все поддержат Бориса, когда станет ясно, что он за великую Болгарию и против коммунизма.