Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Постой! — крикнул Хуан. — Скажи лучше, проходил ли кто через этот лес в «дикий край» за последние недели?

«Дух леса» задумался.

— С тех пор как тут Грозовой Демон со своими дружками прошёл в область Вэй, обратно не проходил никто. А вот в ту сторону сейчас ходят ежедневно. Всех собрать — орава наберётся, а вешать по одному в день — к осени не управиться. Так что вэйцы их теперь казнят охапками. — Пауза. — Теперь мой вопрос. Куда вы направляетесь?

Уговор есть уговор: я признался, что иду в Янь, а Хуан Чжэлу — что следует в оплот «дикого края» на востоке Чжао.

— Держите за честность, — сказал «дух», и под ноги мне упал камень, завёрнутый в белый платок. — Отдайте эту находку Плешивому Гао с хутора Куньян, и путь ваш станет легче.

На этом разговор прекратился. Что бы мы ни говорили, нам уже не отвечали, и мы двинулись по указанной тропе. Я не знал, что и думать: после странной встречи у нас ничего не пропало, да и путь, которым мы шли, привёл не в ловушку, а к выходу из леса. Если это простые мошенники, что они делали в чаще и откуда знали наши имена? Не похоже было и на дозор «дикого края»: уж больно непочтительно голос отзывался о разбойниках, выловленных вэйцами. Обсуждать это с Хуаном было бесполезно: он твёрдо верил во встречу со сверхъестественным.

На опушке леса мы сделали привал. Мой спутник быстро разжился какими-то кореньями, и нашёл чей-то охотничий силок с мелким зверем, так что обед вышел более чем сносным. Дальнейшая дорога, говорил Хуан, пойдёт намного проще: места известные, и даже упомянутый хутор Куньян разыскать не составит труда. Подарок «духа» я успел рассмотреть ещё по дороге, но теперь достал его снова. Камень был с ладонь: широкий и плоский. Никаких отметин на нём не было, и, вероятно, ценность представлял не он сам, а платок, но и на платке я нашёл только несколько пятен неопределённой формы. Что должно символизировать подобное послание?

— Напрасно сомневаетесь, высокочтимый старший брат, — сказал Хуан, уловив мои сомнения. — Если бы дух хотел нас погубить, то сделал бы это ещё в лесу. Да и Плешивого Гао я знаю. Человек безобидный — и слабоват против нас двоих. Глядишь, и впрямь как-то нам поможет.

Я слишком устал, чтобы протестовать, и просто решил быть начеку.

— В такое неспокойное время, — продолжал Хуан, — опасностей и впрямь хоть отбавляй. На любом постоялом дворе всадят в горло кинжал по самую рукоять, даже не поморщатся. Лесной дух дело говорил. Лучше нам идти прямиком на Куньян, а до той поры жилья избегать. Времянку для ночлега я подыщу, а завтра к полудню уж будем на месте.

Трость, от которой я хотел избавиться ещё в лесу у Баопина, сослужила мне теперь отличную службу: без неё бы я не одолел и половины пути, пройдённого в тот день. Сильное утомление позволило заснуть и без ужина — я свалился бы и под открытым небом, но крыша над головой оказалась кстати: ночью прошёл ливень, зато к следующему утру на небе не осталось ни облачка.

Как я представлял себе «дикий край»? Наверное, рисовал в воображении картины из книг о разбойниках. Какие-то пустоши, засеянные человеческими костями, над которыми кружат стервятники. Поля, где снуют разбойничьи отряды и стоят шатры под знамёнами атаманов. Города-призраки, которые пустуют днём и оживают ночью, превращаясь в чёрные рынки и потайные мастерские, где куётся оружие и доспехи для братства гор и лесов. И, разумеется, ловушки, ловушки, ловушки на каждом шагу.

Всё было гораздо прозаичнее. Внешне «дикий край» был похож на многие другие префектуры горной страны: города, деревушки, хутора, земледелие, ремёсла, торговля, даже чиновники и ямыни. Не хватало только одного — закона. Его почти во всём заменяли бандитские правила, а иногда — и решения отдельных головорезов, приходящих в города и сёла «вершить свою правду». Со слов Хуан Чжэлу, бывали случаи, когда главари являлись в управы на заседания, сгоняли с кресел префектов и судей и сами вальяжно вели допросы и выносили приговоры. Но чаще разбойники позволяли местным властям сохранять видимое достоинство и просто время от времени представляли свои требования, с которыми редко кто спорил. Это, впрочем, не делает картину более благообразной: любую приглянувшуюся девушку без разговоров забирали в наложницы, любого крепкого парня угоняли на принудительные работы, и обивать пороги ямыней родственникам было бессмысленно. Хорошо, если когда-нибудь пропавший возвращался к родным. Некоторые исчезали насовсем.