Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Может быть, поэтому обитатели хутора Куньян нашему появлению вовсе не обрадовались. Хуана здесь и вправду знали — и опасались того, что Скворец явился требовать что-то или кого-то для нужд разбойничьей вольницы. Нас накормили и напоили, но даже Плешивый Гао — которого я безошибочно узнал среди работников — поначалу смотрел на нас косо и подобрел глазами, только когда я тихонько передал ему камень в платке. Он жестами дал нам указания уходить и ждать за воротами. Когда они уже закрывались за нашими спинами, мы услышали его вопрошающий возглас:

— Хозяин, а что бы мне на юминский базар не съездить?

— Повозка-то давно стоит, — откликнулся хозяин. — Не знаю, чего ты до сих пор не шевелишься!

Через какое-то время с хутора выехала тяжело гружёная подвода, запряжённая парой лошадей. На облучке сидел всё тот же Гао. Завидев нас, он заговорщицки махнул рукой и замедлил ход. Мы заняли место между корзинами и тюками и двинулись в Юмин — крупное селение в двух днях пути на восток. Первое время мы не подавали голоса. Потом я всё-таки задал вопрос, не дававший мне покоя:

— Гао, а что это за дух водится в лесу на вэйской границе?

— Почём мне знать, сударь? — усмехнулся Гао. — Я туда не хожу, с духами не вожусь. А что это вы спрашиваете?

— Ты вот сегодня платок от меня получил. Что это за платок?

— Мой платок, сударь. Вы его, видать, где-то разыскали. Да камень в него завернули, чтоб сызнова не улетел. На том наша вам сердечная благодарность.

— Ну отчего же ты, дурень, решил нас до Юмина подвезти?

— Вам разве в другую сторону? — Гао удивлённо поднял брови. — А раз в ту самую, то что бы мне вас, хороших, не подвезти?

И вся беседа.

Гао производил впечатление редкостного простака, даже болвана. Говорил невпопад, часто переспрашивал и много пел, немыслимо перевирая строчки и мотивы. Хуан Чжэлу пытался было завести с ним разговор о положении дел и настроениях в «диком краю», но добился ещё меньше моего.

— Как по-твоему, Плешивый, сумеет Шэн одолеть нашу вольницу?

— Сумеет! А вы-то как считаете, сударь?

— А я считаю — зубы обломает.

— То-то и я говорю. Куда ему!

Уже на подъезде к Юмину у придорожной кумирни нам повстречался нищий на костылях. Гао осадил лошадей.

— Этому парню я всегда подаю. Хороший малый. Давай-ка плошку!

Звякнули монеты. Калека поклонился.

— Вот только приехали вы зря, благодетель. Время не торговое, — сказал он нашему вознице. — Тут нынче бунт. Одни стараются урвать, другие — своё спасти. Чего доброго, ваши товары задаром от вас уйдут.

За неделю до этого, по рассказу нищего, известная в округе шайка во главе с Цзяном по прозвищу Цепной Молот наведалась к местному судье, требуя не то денег, не то зерна из государственных запасов. И если ещё месяц назад судья бы безропотно согласился, то теперь, когда в «дикий край» со дня на день должны были войти войска Шэн Яня, ответил твёрдым отказом — да ещё и пригрозил разбойникам тюрьмой и виселицей. Цзян убрался, но обещал, что так просто этого не оставит.

Через день в ямыне объявилась юная особа, которая, заламывая руки, вчинила иск некоему господину Лю, владельцу закладных лавок, человеку богатому, но в селении нелюбимому. Судья со всем вниманием изучил обвинение, призвал и допросил ответчика, распорядился провести следствие и пять дней спустя объявил иск несостоятельным, а Лю — полностью невиновным.

В момент объявления вердикта истица разрыдалась, и тут в зал суда с криками «Доколе терпеть?» и «Сироту обижают!» вломились молодчики Цзяна. Повалив на землю приставов, они бесцеремонно выдернули судью из-за стола и бросили на место для подсудимого. Рядом с ним оказались и все служащие суда. Народ застыл в оцепенении. Бандиты провели собственное судилище, на котором постановили, что жадные чиновники обижали и обдирали простой народ, занимали сторону богатых и глумились над бедняками, а значит, виновны ни больше ни меньше в государственной измене. А потому «казнить их со всеми домочадцами, имущество забрать и раздать простому люду».

В селении пошли погромы и грабёж. Хранилища стояли нараспашку. Под горячую руку попадались и лавки, и частные дома, что побогаче. Над сознательными жителями, которые пытались мешать произволу, расправы чинили тут же. Тела вешали рядом с судьёй и судейскими.

— Второй день пошёл, как они куражатся, — закончил нищий. — Глядишь, скоро уйдут, тогда и поспокойнее станет. Но людям всяко будет не до ваших товаров.