Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Что вы здесь делаете? — спросил он, озираясь по сторонам.

— Путешествую с одним поручением. Я не собирался здесь задерживаться и сегодня же намерен продолжить путь на Дуншань.

Его глаза загорелись:

— Вы можете вывести нас из Юмина?

— Могу, — отчего-то уверенно ответил я. — Буду ждать вас с сестрой за этим же столиком. Приходите.

Пэн Бо покачал головой:

— Сюда мне лучше не возвращаться. Вас не удивляет, что чайная работает, когда вокруг творится такое? Это заведение всегда было под покровительством бандитов. Даже сейчас каждая минута разговора для меня представляет опасность. Я расскажу вам, как пройти, а сам поспешу вперёд — предупредить старшую сестру.

Он изложил направление, загибая по пальцу на каждый новый поворот — их набралось как раз десять, — и попросил идти за ним не раньше, чем через четверть часа.

— А теперь отвесьте мне хороший подзатыльник да отругайте как следует, — сказал он. — Вы держитесь со мною слишком вежливо, и выглядит это подозрительно.

Я сделал, как он просил. И жалею об этом до сих пор.

До беседы с Пэн Бо мне отчего-то и в голову не приходило, что мирная чайная посреди подобного хаоса — это нечто странное. Теперь же вокруг мерещились сплошь подозрительные личности. Мне казалось, что все вокруг обсуждают меня и краем глаза следят за каждым моим движением. Едва досидев условленное время, я встал и отправился по указанному адресу.

Выйдя из чайной, я заметил в конце одной из соседних улиц кумирню. И, как оказалось позже, Пэн Бо говорил именно о ней, а замысловатый кружной путь должен был, видимо, отбить слежку. Не раз и не два я осторожно проверял, нет ли за мной «хвоста», и его отсутствие настораживало ещё больше: я думал, что не замечаю преследователей из-за собственной невнимательности или их потрясающей ловкости. Не внушали доверия и разгромленные улицы и переулки, которыми я проходил. Тут и там стайки негодяев ломали двери и окна или бранились и дрались за награбленное добро. Незаметно для себя я начал напевать себе под нос «Утреннее небо» — песню нашего поэта-земляка Го Сина на мотив «Походного марша области Шу», отчего её ещё называют «Янь — Шу». Яньцы заучивают «Утреннее небо» с раннего детства, с этой песней-оберегом (или, как я сказал бы сейчас, тяжеловатой, неуклюжей молитвой) путешественники пересекают опасные ущелья, воины заступают в дежурство и даже «кавалеры балок» — воры и взломщики — отправляются на свой недостойный ночной промысел. Вот её начало:

Наконец лабиринтами трущоб я приблизился к той самой кумирне. Не доходя шагов десяти, я увидел ужасающее зрелище. В луже крови и нечистот на пороге одного из домов лежал Пэн Бо. Я посмотрел по сторонам, наклонился к нему и осторожно проверил пульс и дыхание. Впрочем, если бы я видел его раскроенный затылок, можно было бы обойтись и без проверок — такая рана не оставляет шансов. Конечно, он был мёртв. Но почему его убили? Узнали в нём судейского сына? Или позарились на тюк, который он нёс? Напади разбойники сейчас на меня в этом переулке с дубьём или топором, не спасут ни рапира, ни «доспех мертвеца».

Я быстро поднялся. Как будто тихо, но задерживаться нельзя. Знает ли барышня Пэн о том, что я должен прийти? Скорее всего, нет — брат, похоже, так к ней и не дошёл. Знает ли она о его гибели? Если да, то, возможно, она покинула прежнее убежище и сейчас ищет себе другое.

В самых тревожных мыслях я переступил порог ветхой молельни — табличка над входом гласила: «Благостное Просвещение», — притворил за собой дверь и позвал:

— Барышня Пэн?

Тишина.

Обращаясь в пустоту, я назвал себя, сказал, что сам с Дуншаня, что встретил на улице Бо и пришёл помочь.

Тишина.

Через худую кровлю в кумирню попадало достаточно света, чтобы увидеть, в какое безобразное состояние она пришла. У задней стены громоздились завалы какой-то утвари, скульптур и тряпья. На полу между побитыми истуканами лежали обломки черепицы, смердящие соломенные матрасы, осколки плошек и кости. Тут и там — кости. Большей частью собачьи, но, кажется, я заметил и человеческие. Зловоние стояло невыносимое.

— Барышня Пэн, со мною вы сможете выйти из Юмина, — вновь заговорил я. — Бо прислал меня к вам, посчитав, что идти сюда вдвоём будет слишком опасно.