Сборник стихов
Как-то раз мы — Андрей Балабуха, Анатолий Федорович Бритиков и я — сидели у Сергея Александровича Снегова в Доме творчества в Комарове. Естественно, разговор шел под рюмку кофе и, естественно, о фантастике. А потом как-то странно — плавно и вместе с тем неожиданно — перешел на поэзию. Не помню, с чего началось; кто-то что-то процитировал, затем кто-то другой (но не я, это точно) прочитал, по-моему, Гумилева… А потом Сергей Александрович и Андрей принялись читать уже собственные стихи. Что Снегов их отменно писал или пишет, я уже знал. Но вот что и Андрей — старинный друг-приятель, с которым и пуд соли съеден, и не одно ведро выпито — тоже грешит этим, понятия не имел (как, впрочем, и остальные там собравшиеся). И не пожалел о своем неведении, ибо обернулось оно теперь радостным открытием. «Знаете, Андрей, — заметил в конце Сергей Александрович, — всякий, кто пишет стихи, должен виртуозно работать со словом — иначе и браться не стоит, иначе это не поэзия. Так что этим порадовать можно, как любой хорошей работой, но не удивить. А вы меня удивили: мало кто сейчас помнит, что поэзия, вопреки шутке гения, вовсе не должна быть глуповата…»
Я потом прочел многие стихи Андрея Балабухи. Да, прав был Игорь Забелин, говоря о ближайшем родстве поэзии и фантастики: то же воображение тут нужно, тот же холодноватый и зоркий ум. Но еще — не боязнь самораскрытия, потому что в прозе никто так не открывается, как не может не делать этого лирик, а это ведь страшно: прилюдно обнажать душу; она ведь, душа-то, должна стоить того, чтобы ее показывать и на нее взирать, это с одной стороны; а с другой — ведь и плюнуть в душу всяк может… Ну, от плевка, положим, не защитишься, тут все равны. А вот насчет души… Словом, с тех пор стал я смотреть на Андрея иначе. Не совсем — многое ведь прежним осталось, но во многом по-новому.
Поначалу, правда, жаль было. Сам не пойму чего. То ли что интересный фантаст и критик разбрасывается, еще и стихи пишет, пусть даже хорошие, но ведь чтобы успеха-то достигнуть — сконцентрироваться же надо! То ли что такой поэт на фантастику да на критику силы и время растрачивает… А потом вспомнил, что писатель — это не фантаст, не поэт, не публицист, к примеру, или автор производственных романов. Это тот, кто пишет. Все, к чему лежит душа. Кто эту самую душу и мысли свои в слово переливает да так, чтобы читать было и понятно, и приятно, и радостно, и интересно, и чуть-чуть загадочно.
Для меня в Андреевых стихах все это есть. Надеюсь, сыщется и для вас.
Виталий БУГРОВ
Свято верую в слово. Средства нету иного
Сердце сердцу раскрыть, как ладонь.
Потому неустанно стану снова и снова —
Как гонцов — посылать фразу фразе вдогон.
И покуда пути не свершу я земного,
Пока в сердце совсем не погаснет огонь, —
Буду каждой строкой пробивать Вашу бронь,
Чтоб живою душою коснуться живого.
Свято верую в слово!
Если даже паду, словно загнанный конь,
До конца не осилив подъема крутого,
Прошепчу уже еле живым языком:
«Свято верую в слово!»
Прошу Вас, вспомните меня
В минуту горького разлада,
Когда, судьбу свою кляня,
Душа сама себе не рада.
Согреть, дыханием обнять —
Иного счастья мне не надо!
Забыв условностей преграды,
Прошу Вас, вспомните меня!
Себя не окружить оградой —
Ведь даже лучшая броня
Не выдержит души огня
В минуту горького разлада.
Порой, в ловушку заманя,
За стройным скрытую фасадом,
Жизнь нам таким предстанет адом,
Что мы, судьбу свою кляня,
Не знаем, как прорвать осаду,
Живую душу сохраня.
И вот тогда, в плену томясь,
Душа сама себе не рада.
Боль, Вас грызущую, унять,
Укрыть от жалящего града —
Не знаю большей я награды!
Прошу Вас, вспомните меня
В минуту горького разлада!
«Открытиями мира не закрыть…»
Открытиями мира не закрыть,
Не вычерпать всех тайн его — до донья.
Загадки множатся, как головы драконьи:
Одну срубил, но отрастают — три.
Давайте же друг друга открывать,
Давайте же друг другу открываться,
И, открываясь, тайной оставаться,
И эту тайну снова познавать.
На этот бесконечный путь ступая,
Мы постигаем сущность бытия:
Не только мир вокруг неисчерпаем,
Но каждый миг; а в нем — и Вы. И я.
Читать дальше