Петер Хакс - Адам и Ева

Ничто их не терзает?

О, напротив.
Они себя терзают с наслажденьем.
Воистину, они все продолжают.

Под финиковой пальмой?

У реки
Они весь вечер провели и ночь,
И до сих пор валяются в грязи,
Откуда вышли, и куда, однако,
Теперь вернуться захотели — в грязь.

Адам хоть вытащил ступню из ила?

Да нет. Сейчас вот только попытался.
Опять его ступня в грязи увязла.
Но он не замечает ничего.

Ха!

Скажи, какие лица у людей?

Противные.

Уродливые?

Лица
Пустые совершенно. Словно в них
Твоя, о Боже, не горела искра.

Я знаю, где она горит.

Стручки
Без мысли, без души, без выраженья…
Они похожи…

На кого, мой ангел?

Они ужасны.

Что там происходит?

Господь, они стараются во всю.

Не вынуждай меня вопросы ставить.
Кому сказал: смотри и говори.

Но как же мне описывать, Господь,
То, в чем не вижу никакого смысла.
Чего причины не могу постичь.
Их злобу подгоняет тяготенье
Взаимное, похожее на ярость,
И каждый тщится обрести в другом
Свое в конец потерянное Я
И бередит и мучает другого.
Украсили бесстыдные опалы
И грудь, и шею спутницы Адама,
И пол его она своим жует,
И рвет зубами волосы и тело.

Мы, черти, веселимся точно так же.

Я с огорченьем вынужден признать,
Что огорчен подобным поведеньем.
Они свирепствуют как два врага.
А это что еще? Он взвился вверх,
Как рыба. Если правильно я понял
И если правильно я излагаю мысль,
Одним толчком он хочет одолеть
Всю мощь всего земного тяготенья.
А вы, Господь, когда-то говорили,
Что суть материи — её инертность.

Пожалуйста, без физики. Продолжи.

О горе вам, испорченные люди!

Нет, ангелу такое не подстать.
Позвольте, я докладчика сменю
И обрисую вам без искажений
Все, что увижу с дерева познанья.

Прелестно, самочка и дурачок,
Мне это дело нравится, ребята,
Но все-таки вас малость занесло.

Когда-нибудь услышу я доклад?

Сейчас, Господь, с великою охотой.
Но у меня к вам есть один вопрос.
Ведь это вы им сотворили члены,
Соитье коих дарит наслажденье?

Да, ощутимый знак их нежной связи.

Вам никогда не приходила мысль,
Что бешеное, дикое влеченье
Сильней, чем неподвижная скала,
И что оно дерзает своенравно
Всем высшим планам противостоять?

Ну что ты. Две малюсенькие штучки?

Они в них без остатка превратились,
Он напирает так, как будто смог бы
Протиснуться в ее живое тело.
Она его так крепко обняла,
Что, кажется, в себя вобрать готова.
Как будто кожа стала вдруг изнанкой,
И оба очутились в оболочке,
(Непроницаемой для мокроты и грязи
И месива из фиников, но очень
Чувствительной к такой же оболочке),
Которая тела их превращает
В сплошное сладострастье. Извиваясь,
Их туловища буйствуют, дерутся,
Пуская в ход колени и зады.
Вот неразрывный, чуть ли невесомый,
Затянутый из тел сплетенных узел,
Стремительно свою меняет форму…

И что?

А, это новость и для ада.

Что ты молчишь? Скажи мне, Гавриил,
Что он молчит?

Меня не вопрошайте.
Моя слюна в свои вернулась поры.
В пустыне уст все высохли колодцы.

На, освежись.

Отведаю кусочек.

Сатанаил, докладывай. Теперь?

Теперь она взяла его…

Что дальше?

Взяла его…