Анатолий Софронов - Лабиринт

Элизабет. Какой девушке?

Роберт. Я не говорил тебе, мама... В Москве живет девушка... Я очень хочу увидеть ее... Она умная и красивая, добрая и честная...

Элизабет. Ты с ума сошел!

Роберт. Почему, мама?

Элизабет. У тебя девушка в Москве?!

Роберт. Это не совсем так, как ты думаешь... Просто я ее люблю... Я обещал ей вернуться...

Элизабет. Теперь я понимаю — из-за нее ты не хочешь исполнить свой долг? Из-за какой-то московской девушки?

Роберт. Мама, что ты? Совсем не поэтому... Я не принимаю эту грязную войну. И разумом и сердцем я против нее! Эта война находится в полном противоречии с моими убеждениями.

Элизабет. Ты предпочитаешь стать дезертиром и навлечь позор на мои седые волосы?

Роберт. Мама, мама, как ужасно все, что ты говоришь!

Элизабет. Роберт, я прошу тебя... Мне говорит сердце... Ты будешь жив... Отцу обещали... Ты должен идти... Пожалей нас...

Роберт. Ах, мама, мама, как можно жить в такой слепоте.

Брайен (входя) . Что же вы решили?

Элизабет. Я все сказала... Я просила...

С другой стороны входит Луиза.

Брайен (задыхаясь) . Ну и что? И что?

Элизабет. Я не знаю... Не знаю... что он решил...

Роберт. Хорошо! Я пойду! Пойду! Место освободилось!

Луиза падает.

На просцениуме, в луче света, — Ведущий.

Ведущий.

На занавесе возникает контур покачивающегося на волнах авианосца. Взлетная площадка. Катапульта. Ряды самолетов. Луч освещает две фигуры в военно-морской форме. Это Роберт Брайен и Леон Манжело. Они стоят, опершись о перильца. Курят. За ними плещется океан.

Манжело. Мне говорят: «Дурень, ты должен быть счастливым... Авианосец — это же курорт... Бассейн для плавания... Свежий воздух... Солнце... Война только подразумевается».

Роберт. И ты счастлив?

Манжело. Конечно... Я бы всю жизнь прожил на авианосце... Если б еще войны не было...

Роберт. Война рядом.

Манжело. Рядом... Но мы ее не видим...

Роберт. Мы многого не видим... В частности, летчиков, которых мы катапультами бросаем в небо, и они уже никогда не возвращаются обратно.

Манжело. Тебе жаль их?

Роберт. Жаль... У меня так погиб брат.

Манжело. Это печально... Даже очень... Но мне... Ты не будешь сердиться?

Роберт. Что ты? Говори.

Манжело. Мне не жаль.

Роберт. Ты жестокий человек.

Манжело. Нет.

Роберт. Ну равнодушный...

Манжело. Ты встречал когда-либо равнодушного итальянца?

Роберт. Какой же ты итальянец, если живешь в Сан-Франциско? И родители твои...

Манжело. И родители... И прародители... Ты считаешь себя коренным американцем?

Роберт. Я американец, а какой — не задумывался.

Манжело. У меня отец держит в итальянском квартале тратторию... У нас чаще всего бывают итальянцы... Моряки... Да и свои... Ты когда-нибудь пробовал пиццу?

Роберт. Яйца, томаты, сыр, специи? Прекрасное блюдо!

Манжело. Почему я должен жалеть этих дураков? Вместо того чтобы есть пиццу, они летят во Вьетнам и гибнут, как осенние мухи.

Роберт. Ты же говоришь, здесь хорошо?

Манжело. Здесь хорошо, а там не слишком.

Роберт. Мой друг, ты темнишь...

Манжело. Не больше, чем ты.

Роберт. У меня так темно на душе, что глаза слепнут.

Манжело. Что случилось, Боб?

Роберт. Ты видел тех, кого называют нашими врагами?

Манжело. Нет.

Роберт. А я видел.

Манжело. Где?

Роберт. Не важно... Мы стоим у катапульты, и у меня такое чувство, что я своими руками направляю бомбы и ракеты.