Агустин Морето: Живой портрет

Подкарауливай с терпеньем
Удобный случай.

Ну и что ж?

В конце концов ты увлечешь
Ее в свое самозабвенье,
И, только так поладив с нею,
Увидев, что она твоя,
Ты можешь, правды не тая,
Идти к отцу с женой своею.

А если явится сюда
Сын настоящий?

Ну, так что же?
Да если вас сравнить построже,
Ты больше сын.

Как так?

Да, да!
Когда отсюда он убрался,
В том возрасте, в семнадцать лет,
Он был похож на свой портрет,
Который тут висеть остался:
Он был такой, как ты сейчас.
Отец, приятель и сестрица
Имели право ошибиться, —
Я сам бы мог попутать вас.
Но за пятнадцать долгих лет
Чего-чего не испытал он,
И огрубел и возмужал он,
И на мальчишеский портрет,
Который залу украшает,
Не он, а ты похож теперь.
Да пусть является! Поверь,
Его никто тут не узнает.
Тебе — пожалуйте обедать,
А сыну — с богом, проходи!
А будет спорить, так, гляди,
И палок может он отведать.

Ну, а приметы ведь не шутка?
Он скажет им, он убедит…

Нас убеждает внешний вид
Скорей, чем доводы рассудка.
Старик, влюбившись в это сходство,
Такую глупость проглотил,
Как то, что ты его забыл.
Уж это ли не сумасбродство?

Куда вы с ним ходили?

Плохо,
Что этого ты не видал.
Казалось мне, что я попал
Во времена царя Гороха.
Старик наш, очень огорченный,
Что ты не узнаешь его,
В жилище друга одного
Созвал консилиум ученый,
Он и меня туда повел,
Чтоб рассказать им все. Приходим
И в зале трех мужей находим,
Усевшихся за круглый стол.
Как только с пылом красноречья
Успел я казус изложить,
Один сказал: «Не может быть!»
Другой: «Да, есть противоречья».
Но тут старик взорвался: «Как
Противоречия? Простите,
Вы, можно ли помочь, скажите,
А я клянусь, что это так.
Я только жду от вас ответа,
Доступно ль это медицине».
Тут первый доктор по-латыни
Сказал: «Безумие». На это
Другой изрек не без упорства:
«Не знаю. Случай небывалый.
При слабоумии — пожалуй,
Без слабоумия — притворство».
А третьего одышка мучит,
Толстяк (со смеху умер я).
Он, отдуваясь и кряхтя,
Спросил: «Он помнит то, что учит?»
Я отвечаю: «Нет, сеньор,
Способен он забыть, ей-ей,
О том, что я его лакей».
Он смотрит на меня в упор
И говорит: «Пусть ест окрошку
С зеленым луком, с чесноком
И запивает молоком,
Прихлебывая понемножку».
Затем приносят извиненья
Они и с важностью идут
На совещание. И тут
Старик наш потерял терпенье.
Он рассердился не на шутку
И говорит: «Гоните их!
Как могут вразумить других
Врачи, лишенные рассудка?
Домой!» Забвенью твоему,
Чем более оно нелепо,
Тем более он верит слепо,
Не веря больше ничему.
И если только не по сердцу
И не по вкусу что-нибудь,
И кормят плохо, ты забудь,
Что он отец, — и всыпь им перцу!

А вот и он.

Готов принять.

Как только посмотрю на сына,
Тоска на сердце и кручина.
Ну, что, Такон?

Да что ж сказать!..

Так нет лекарства от болезни
У медиков?

Кто это?

Я.
Ты что же, не узнал меня?

Кто слышал о подобной бездне
Безумия?

Отец твой это.

Отец мой!

Сын, не погуляешь
Со мной? Ты в парк пойти желаешь
Или к реке?

Ты ждешь ответа,
Сеньор?

Я жду, чтоб ты решил.

Идем обедать.

Но постой,
А что ж мы делали с тобой
Сейчас?

Ах, правда, я забыл!

Кто видел что-нибудь подобное?
Сын, как меня ты огорчил!