Анатолий Софронов - Цемесская бухта

Бережнов. Это дело вашего командира.

Тарасюк (Липатову) . Товарищ подполковник, разрешите вернуться в подразделение?

Липатов. Разрешаю.

Тарасюк. Есть. (Повернувшись через левое плечо, зашагал строевым шагом.)

Лиселидзе (Липатову) . И много у вас таких?

Липатов. Не много, но есть. Отступление кончится — их не будет.

Лиселидзе. Это как же понять?

Липатов. Обретут себя...

Бережнов (Липатову) . Мы направим к вам еще политработников. После штурма Новороссийска доложите мне о Тарасюке. А то, что водку отменили, — правильно.

Лиселидзе. Отмените увольнительные. Пусть вдовушки поскучают.

Бережнов. Вдовушки здесь ни при чем. Их только жалеть можно.

Петров (Липатову) . Если у вас вопросов нет, мы поедем. Нас летчики ожидают.

Липатов. Вопросов больше нет, товарищ командующий.

Петров. На вас, Сипягин, большие надежды.

Сипягин. Не посрамим русского оружия, товарищ командующий.

Петров. Сильно сказано, но правильно. Отрабатывайте с Липатовым все до мелочей... Между прочим, я, конечно, не защитник таких, как Тарасюк... Но в бою они люди надежные. Имел возможность наблюдать таких не один раз.

Бережнов. Не забудьте сообщить после штурма о нем.

Липатов. Не забуду.

Все направляются к выходу.

Лиселидзе (Липатову) . Румына я вам сегодня пришлю. А эту вашу, красивую... Не берите с собой в десант... Обидно, если погибнет... Надо, чтобы после войны красивые женщины тоже остались.

Липатов. Я не понимаю вас, товарищ генерал...

Лиселидзе. Зато я вас очень хорошо понимаю...

Петров. Хватит вам, генерал, смущать подполковника. Он сам знает — кого ему брать с собой, а кого нет. Поехали.

Все уходят.

Комната в бывшем доме отдыха. В ней размещается Сипягин. Обстановка почти та же, что и в комнате Липатова. Такая же кровать, только прикрытая пестрым одеялом. Такой же диван. Только на стене другая картина — «Утро в сосновом лесу». На стене висит черная шинель. Окно занавешено. На столе фонарь «летучая мышь». Пустая бутылка. Жестяные кружки. Несколько мисок. В комнате — Этери и Кузина. Обе сидят за столом и смотрят друг на друга.

Этери. Бегали мальчики... Три мальчика... Одного я кормила грудью, другого кормила и третьего... Всех троих... Они бегали, пели песни... Играли в саду... Потом пошли в школу... Один пошел... И другой, и третий... И все трое закончили школу. Но почему-то пришла война... Я ее не просила... И соседи не просили... Никто не просил... А она пришла... Пришла и всех моих мальчиков взяла... Один уехал, другой уехал, третий уехал... Оставили Гори и уехали... И уже одного нет... И уже второго нет... (Замолкает.)

Кузина. Не надо говорить, вам трудно, мама.

Этери. Мама... Ни одна девушка не называла меня мамой... Ни одна... Три сына и ни одной дочери.

Кузина. Мне легче вас называть мамой.

Этери. И остался один... Один Ираклий... Два года войны, и уже нет двух моих сыновей... (Замолкает.)

Кузина. Не надо, мама, вам трудно.

Этери. И я думала, думала, думала... Не увижу третьего. Не увижу третьего... Ираклия... Я сидела и думала... Война не разбирает, у какой матери сколько сыновей... Если бы были дочери, они бы были со мной...

Кузина. И дочери могли не остаться...

Этери (как эхо) . И дочери могли не остаться... Но одна, наверно бы, осталась. Хотя бы младшая. Ты как думаешь, осталась бы?

Кузина. Я младшая дочь у моей мамы.

Этери. К нам фронт не доходил.

Кузина. К нам тоже тогда не доходил...

Этери. А ты скажи мне, что осталась бы...

Кузина. Осталась бы, мама, осталась...

Этери. Ты спасла Ираклия... Маленькая, худенькая...

Кузина. Я не маленькая... И не худенькая... Я когда платье надену, — я не худенькая.

Этери. Ты знала, что у Ираклия есть мама, когда спасала его?

Кузина. Знала.

Этери. Ты из-за меня его спасала? Из-за меня?

Кузина. Это моя обязанность... Мой долг...

Этери. Но ты из-за меня его спасала?

Кузина. Из-за вас, мама... Из-за вас... Всех, кого я спасала — спасала из-за вас.

Этери. Ты сама будешь матерью... И все будут спасать твоих детей из-за тебя. Ты любишь Ираклия?