Сэмюэль Беккет - Про всех падающих

Пауза.

Ну ладно…

Пауза.

Год прошел в духовном мраке и скудости до самой той незапамятной ночи в марте, на молу, под хлещущим ветром, — не забыть, не забыть! — когда я вдруг все понял. Это было прозрение. Вот что прежде всего сегодня надо бы записать, на тот день, когда мой труд будет завершен и в памяти моей, может быть, не останется уже ни теплого, ни холодного местечка для того чуда… ( колеблется ) того огня, который все озарил. А понял я вдруг, что то, из чего я всю жизнь исходил, а именно… ( Крэпп резко выключает магнитофон, прокручивает ленту вперед, включает ) …огромные гранитные скалы, брызги пены в свечении маяка, и анемометр кружил как пропеллер, и вдруг меня осенило, что то темное, что я вечно стремился в себе подавить, в действительности самое во мне… ( Крэпп чертыхается, выключает магнитофон, прокручивает ленту вперед, снова включает магнитофон ) …эта буря и ночь до самого моего смертного часа будут нерушимо связаны с пониманием, светом, с этим огнем… ( Крэпп чертыхается громче, выключает магнитофон, прогоняет ленту вперед, снова включает магнитофон ) зарывшись лицом в ее груди, и одной рукой я ее обнимал. Мы лежали не шевелясь. Но все шевелилось под нами, и нас нежно качало — вверх-вниз, из стороны в сторону.

Пауза.

Полночь миновала. Никогда я не слышал такой тишины. На земле будто вымерло все.

Пауза.

На этом я кончаю… ( Крэпп выключает магнитофон, перематывает ленту назад, снова включает магнитофон ) в сторону озера и купались, потом оттолкнулись шестом от крутого берега и поплыли. Она лежала на дне лодки, закинув руки под голову, закрыв глаза. Палило солнце, веял ветерок, весело бежала вода. Я увидел царапину у нее на бедре и спросил, откуда у нее эта царапина. «Собирала крыжовник», — она сказала. Я опять говорил, что, по-моему, все это обречено, все напрасно и зачем продолжать, и, не открывая глаз, она соглашалась. ( Пауза. ) Я попросил ее на меня поглядеть, и спустя несколько мгновений… ( Пауза ) спустя несколько мгновений она попыталась, но глаза были — щелки, из-за палящего солнца. Я склонился над нею, и глаза оказались в тени и раскрылись. ( Пауза. Тихо. ) Впусти меня. ( Пауза. ) Нас отнесло в камыши, и мы в них застряли… Как вздыхали они, когда гнулись под носом лодки. ( Пауза. ) Я лежал ничком, зарывшись лицом в ее груди, и одной рукой я ее обнимал. Мы лежали не шевелясь. Но все шевелилось под нами, и нас нежно качало — вверх-вниз, из стороны в сторону.

Пауза.

Полночь миновала. Никогда я не слышал…

Крэпп выключает магнитофон, впадает в задумчивость. Потом шарит в карманах, нащупывает банан, вытаскивает его, разглядывает, кладет обратно, опять шарит в карманах, вытаскивает конверт, кладет обратно, смотрит на часы, встает, идет в темную глубину сцены. Проходит десять секунд. Звякает бутылка о стакан, шумит сифон. Проходит десять секунд. Звякает бутылка о стакан. Еще десять секунд. Слегка пошатываясь, Крэпп снова выходит на свет, подходит к столу со стороны ящиков, вынимает ключи, подносит к глазам, берет нужный ключ, отпирает первый ящик, заглядывает в него, шарит там рукой, вынимает катушку, разглядывает, запирает ящик, кладет ключи обратно в карман, садится к столу, снимает ленту с магнитофона, кладет на словарь, ставит на магнитофон чистую ленту, вынимает из кармана конверт, разглядывает запись на обороте, кладет конверт на стол, включает магнитофон, прочищает горло и начинает запись.

Крэпп.Только что прослушал кретина, каким выставлялся тридцать лет назад, даже не верится, что я когда-то был такой идиот. Слава Богу, с этим со всем покончено. ( Пауза. ) Какие у нее были глаза! ( Погружается в задумчивость, вдруг соображает, что лента крутится вхолостую, выключает магнитофон, сидит в задумчивости. Наконец. ) Все это, вся… ( Соображает, что запись не идет, включает магнитофон. ) Все это, вся эта куча старого дерьма, этот свет, это темное во мне, и голод, и пиршества… ( подыскивает слово ) столетней давности. ( Кричит. ) Да! ( Пауза. ) Не надо, Господи! Оторви его от поденщины. Господи. ( Пауза. ) А, да ладно. Может, он и был прав. ( Пауза. ) Может, он и был прав. ( Раздумывает. Вдруг приходит в себя. Выключает магнитофон. Разглядывает конверт. ) Тьфу ты! ( Комкает и бросает конверт. Раздумывает. Включает магнитофон. ) И сказать-то нечего, ничего не выжмешь. Что такое теперь год? Старая жвачка, застывший кал. ( Пауза. ) Тешился словом «катушка». ( Блаженно. ) Кату-у-ушка! Счастливейшее мгновенье из полумиллиона прошедших. ( Пауза. ) Продано семнадцать экземпляров, из них одиннадцать по оптовой цене бесплатным разъездным библиотекам за границей. Чем не слава. ( Пауза. ) Фунт семь шиллингов, что ли. ( Пауза. ) Раза два за лето выползал, пока не похолодало. Сидел в парке, дрожал мелкой дрожью, уйдя в воспоминания и мечтая поскорей убраться навсегда. Никого. ( Пауза. ) Последние порывы. ( С жаром. ) Подавить их! ( Пауза. ) Портил глаза, перечитывая «Эффи», в день по страничке, и опять заливался слезами. Эффи. ( Пауза. ) Вот бы с кем я был счастлив — Балтика, сосны, дюны. ( Пауза. ) Я-то был бы, а? ( Пауза. ) Ну а она? ( Пауза. ) Тьфу! ( Пауза. ) Фанни являлась несколько раз. Старая костлявая шлюха. Достижения были небогатые, но не то чтоб совсем пустой номер. В последний раз даже вышло и вовсе недурно. Надо же, она сказала, и как это так можно, в таком возрасте? Я ей сказал, что всю жизнь блюл себя для нее. ( Пауза. ) Раз потащился к вечерне, как когда еще бегал в коротких штанишках, тряхнул стариною. ( Пауза. Поет. )