Сэмюэль Беккет - Про всех падающих

( С трудом переводит дух. ) Клевал носом, чуть со скамьи не свалился. ( Пауза. ) Иной раз ночью подумывал, не сделать ли последний рывок… ( Пауза. ) Ладно, кончай пьянку, ложись-ка ты спать. Завтра продолжишь эту бодягу. А можно на этом и кончить. ( Пауза. ) На этом и кончить. ( Пауза. ) Лежать в темноте и… блуждать. Снова идти в сочельник лощиной, собирать остролист, в красных ягодах остролист. ( Пауза. ) Снова воскресным утром брести по туманному Крогану с той сучкой, останавливаться, слушать колокола. ( Пауза. ) И так далее. ( Пауза. ) Снова, снова. ( Пауза. ) Снова вся эта давнишняя маета. ( Пауза. ) Одного раза тебе мало. ( Пауза. ) Зарыться лицом в ее груди…

Долгая пауза. Вдруг он наклоняется над магнитофоном, выключает его, сдергивает ленту, отбрасывает, ставит другую, перематывает вперед, к нужному ему месту, включает магнитофон, слушает, глядя прямо перед собой.

Лента.«…крыжовник», — она сказала. Я опять говорил, что, по-моему, все это обречено, все напрасно и зачем продолжать, и, не открывая глаз, она соглашалась. ( Пауза. ) Я попросил ее на меня поглядеть, и спустя несколько мгновений… ( Пауза. ) Спустя несколько мгновений она попыталась, но глаза были — щелки, из-за палящего солнца. Я склонился над нею, и глаза оказались в тени и раскрылись. ( Пауза. Тихо. ) Впусти меня. ( Пауза. ) Нас отнесло в камыши, и мы в них застряли… Как вздыхали они, когда гнулись под носом лодки. ( Пауза. ) Я лежал ничком, зарывшись лицом в ее груди, и одной рукой я ее обнимал. Мы лежали не шевелясь. Но все шевелилось под нами, и нас нежно качало — вверх-вниз, из стороны в сторону.

Пауза. Губы Крэппа шевелятся. Ни звука.

Полночь миновала. Никогда я не слышал такой тишины. На земле будто вымерло все.

Пауза.

На этом я кончаю свою ленту. Коробка ( Пауза. ) три, катушка ( пауза ) пять. Возможно, мои лучшие годы прошли. Когда была еще надежда на счастье. Но я бы не хотел их вернуть. Нет. Теперь, когда во мне этот пламень. Нет, я бы не хотел их вернуть.

Крэпп неподвижно смотрит прямо перед собою. Беззвучно крутится лента.

Перевод с английского Е. Суриц

Едва слышный шум моря. Шорох гальки под ботинками.

Генри.Он останавливается.

Шум моря чуть слышней.

Генри.Вперед. ( Шум моря. Голос становится громче. ) Вперед! ( Идет вперед. Шуршит под ботинками галька. ) Стоп. ( Шорох гальки. Он продолжает идти. Голос громче. ) Стоп! ( Останавливается. Шум моря чуть громче. ) Садись! ( Шум моря. Голос громче. ) Садись! ( Шорох гальки. Он садится. Шум моря заполняет все дальнейшие паузы. ) Кто сейчас со мною? ( Пауза. ) Старик, слепой слабоумный старик. ( Пауза. ) Отец, воскресший из мертвых, чтоб побыть со мной. ( Пауза. ) Как будто он не умер. ( Пауза. ) Нет, просто он воскрес из мертвых, чтобы побыть со мной, в этом странном месте. ( Пауза. ) Слышит он меня? ( Пауза. ) Да, пожалуй, слышит. ( Пауза. ) И будет мне отвечать? ( Пауза. ) Нет, не отвечает. ( Пауза. ) Просто он побудет со мной. ( Пауза. ) Звук, который ты слышишь, — это шум моря. ( Пауза. Громче. ) Я говорю, звук, который ты слышишь, — это шум моря, мы сидим на берегу. ( Пауза. ) Я ведь потому объясняю, что звук странный и не похож на шум моря, и если не видеть, что это, — так и не догадаться. ( Пауза. ) Стук копыт! ( Пауза. Громче. ) Стук копыт! ( Звонкий стук копыт по дороге. Скоро он замирает. Пауза. ) Еще! ( Снова стук копыт. Пауза. Возбужденно. ) Научить бы их отбивать шаг на месте! Подковать стальными подковами, привязать к коновязи, и пусть бьют копытом весь день! ( Пауза. ) Десятитонного мамонта воскресить бы, подковать стальными подковами, и пусть топает, затаптывает весь мир к чертям. ( Пауза. ) Прислушайся! ( Пауза. ) А теперь прислушайся к свету, ты всегда любил свет, такой, чтоб вскоре после полудня, и весь берег в тени, и море видно до самого острова. ( Пауза. ) Ты ни за что не хотел жить на этой стороне бухты, тебе нужно было солнце на воде для твоих этих вечных вечерних купаний. Но, заполучив твои денежки, я перебрался сюда, как ты, может быть, знаешь. ( Пауза. ) Тело твое мы так и не нашли, знаешь ли, и с утверждением завещания вышла жуткая проволочка, нам говорили — а где доказательства, что он от вас не сбежал и теперь жив-здоров, под чужим именем не скрывается в какой-нибудь Аргентине, и мама ужасно страдала. ( Пауза. ) Я в этом смысле в тебя, когда оно далеко — не могу, только я-то в него никогда не вхожу, да, в последний раз входил, кажется, с тобой вместе. ( Пауза. ) Мне бы только быть рядом. ( Пауза. ) Сегодня оно тихое, но часто я его слышу даже дома или бродя по дорогам и начинаю говорить, ах, просто чтоб его заглушить, а никто ничего не замечает. ( Пауза. ) Но теперь я, где бы ни был, все говорю, говорю, раз поехал даже в Швейцарию, чтоб быть от этого проклятья подальше, и все время там не умолкал. ( Пауза. ) Раньше мне никто не был нужен, я сам с собой говорил, рассказывал разные истории, была одна дивная история про старика по имени Боултон, я ее так и не кончил, я ни одной истории так и не кончил, я ничего не кончал, все продолжалось вечно. ( Пауза. ) Боултон. ( Пауза. Громче. ) Боултон! ( Пауза. ) У огня, когда ставни… нет, шторы, шторы, когда шторы плотно закрыты и не впускают света, света нет, только свет от огня, он сидит… нет, он стоит на ковре в темноте у огня, опершись на каминную доску, стоит и ждет в темноте у огня в своем старом красном халате, и в доме ни звука, лишь треск огня. ( Пауза. ) Он стоит в своем красном халате, который вот-вот займется огнем, как в детстве когда-то, но нет, то была пижамка, он стоит и ждет в темноте, света нет, только свет от огня, он стоит, он старик, он в беде. ( Пауза. ) И вот снова звонок в дверь, он — к окну, он выглядывает из-за шторы, а там: славный малый, крепкий старик, ясная зимняя ночь, и снег кругом, трескучий мороз, все бело, ветки кедров гнутся под тяжестью; потом рука снова тянется к звонку, и он узнает… Холлоуэя… ( долгая пауза ) да, Холлоуэя, узнает Холлоуэя, идет к двери и открывает. ( Пауза. ) Снаружи тишь, ни звука, только брякнет собачья цепь или сук вздохнет, если долго стоять и вслушиваться — все бело, и Холлоуэй со своей черной сумкой, да, и ни звука, трескучий мороз, и луна, белая, маленькая, и петляющий след от калош Холлоуэя, и ярко-зеленая Вега в созвездии Лиры. ( Пауза. ) И ярко-зеленая Вега в созвездии Лиры. Следующий за тем разговор происходит на крыльце, нет, в комнате, уже в комнате, итак, разговор происходит в комнате. Холлоуэй: «Боултон, дружище, уже за полночь, и я бы хотел…» Тут он умолкает. Боултон: «Пожалуйста, ну ПОЖАЛУЙСТА!» И — мертвая тишина, ни звука, лишь треск огня, угли все догорают, Холлоуэй, на ковре, пытается согреть себе зад, а Боултон — да, где же Боултон? — света нет, только свет от огня, Боултон стоит у окна, за шторами, чуть их раздвигая рукой, выглядывает наружу, и там все бело, даже шпиль побелел, даже флюгер, это редко бывает, в доме тихо, ни звука, только треск в камине, но уже это не пламя, зола. ( Пауза. ) Зола. ( Пауза. ) Беглый, оплошный, неверный звук, жуткий звук, Холлоуэй — на ковре, славный малый, огромный, крепкий, ноги расставил, руки за спину заложил, под фалды старого пальто, Боултон — у окна, он старик, ну и вид у него в старом красном халате, он стоит спиною к шторам, руку поднял, чтобы еще их раздвинуть, он выглядывает наружу, там бело, и беда, и ни звука, и зола, и беда, и бело, и ни звука. ( Пауза. ) Нет, ты слушай! ( Пауза. ) Закрой глаза и слушай, ну что, как тебе, а? ( Пауза. Взволнованно. ) Капель! Капель! ( Стук капели, быстро нарастает, вдруг обрывается. ) Еще! ( Снова стук капели, начинает нарастать. ) Нет! ( Стук капели обрывается. Пауза. ) Отец! ( Пауза. Взволнованно. ) Истории, истории, годами эти истории, и вот наконец захотелось, чтоб кто-то со мною был, кто угодно, чужой, и чтоб я говорил для него и воображал, будто он меня слушает, так годами и шло, а потом захотелось, чтоб кто-то, кто… знал меня, знал когда-то, чтоб кто-то со мною был и меня слушал, такого, какой я теперь. ( Пауза. ) Все равно не то. ( Пауза. ) Опять не то. ( Пауза. ) Надо снова попробовать. ( Пауза. ) …Все бело, и ни звука. ( Пауза. ) Холлоуэй… ( пауза ) Холлоуэй говорит, что уходит, какого черта ему торчать всю ночь у черной каминной решетки, это же представить себе невозможно. Как! Вытащить человека, старого друга, в стужу и темь, нужно, мол, до зарезу, и он притащился, с сумкой, и вот без единого слова, без объясненья — ни тепла, ни света. Боултон: «Ну пожалуйста. ПОЖАЛУЙСТА!» Холлоуэй: «Не накормить, не обогреть, он продрог до костей, тут и насмерть простыть недолго, это же представить себе невозможно — так обойтись со старым другом!» Он говорит, что уходит, но не двигается, и — ни звука, огонь догорает, и в окне белый луч, сцена жуткая, и зачем он только явился, не то, огонь догорает, и стужа, беда, бело, и ни звука, не то. Нет, не то. ( Пауза. ) Не то. ( Пауза. ) Не вышло. ( Пауза. ) Ты слушай! ( Пауза. ) Отец! ( Пауза. ) Ты бы меня не узнал теперь, пожалел бы, что меня произвел на свет, да ты уж и так жалел. Ничтожество. Последнее, что я от тебя услышал. Ничтожество. ( Пауза. Изображая голос отца. ) «Пойдем искупаемся?» — «Нет». — «Идем, идем». — «Нет». Злобный взгляд, ты идешь к двери, оборачиваешься, опять злобный взгляд. «Ничтожество, вот ты кто! Ничтожество!» ( Страшный стук двери. Пауза. ) Еще! ( Стук двери. Пауза. ) Так хлопнуть дверью жизни! ( Пауза. ) Ничтожество. ( Пауза. ) Вот если бы она тогда… о Господи! ( Пауза. ) Ты Аду никогда ведь не видел или видел, не помню, не важно, ее теперь бы никто не узнал. ( Пауза. ) Из-за чего она так настроилась против меня, как ты думаешь? Наверно, из-за девчонки — отвратительное маленькое существо, Господи, лучше бы ее у нас не было, я с ней гулял по полям, и какой это ужас был, Господи Иисусе, вцепится в мою руку, а я не могу говорить и с ума схожу: «А теперь побегай, Адочка, погляди на овечек». ( Изображая голос Адочки. ) «Нет, папа». — «Иди, иди, побегай». ( Слезливо. ) «Нет, папа». ( В бешенстве. ) «Кому сказано — иди, погляди на овечек!» ( Громкий рев Адочки. Пауза. ) Ну и Ада — тоже, с ней разговаривать — это же Бог знает что, это, наверно, как в преисподней разговоры, под лепет Леты, про доброе старое время, когда мы еще только мечтали о смерти. ( Пауза. ) О ценах на маргарин пятьдесят лет назад. ( Пауза. ) И теперь. ( Пауза. С торжественным негодованием. ) Сколько он стоит теперь! ( Пауза. ) Отец! ( Пауза. ) Устал я с тобой разговаривать. ( Пауза. ) И вечно одно и то же, гуляем с тобой по горам, говорим, говорим, и вдруг — мрачность, молчок, и потом ты дома молчала неделями, хмурая, кислая, уж лучше бы ты умерла, лучше бы умерла. ( Долгая Пауза. ) Ада. ( Пауза. Громче. ) Ада!