Васіль Быкаў - Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

Лукьянов — неважный помощник в этом деле. Когда-то такая его работа раздражала нас. Но что возьмешь с человека, который столько пережил, измотался. А еще и болен вдобавок. А Задорожный! Вот когда он нужен, так его нет. Опять сачканул, пройдошный этот человек.

Я изредка оглядываюсь в тыл. Неровно, рывками, то медленно, то снова с яростью копает рядом Кривенок. Вдруг он выпрямляется и тихо спрашивает:

— Люся заходила?

— Заходила.

— Он с ней пошел?

— Да.

Я выпрямляюсь и минуту отдыхаю, опершись на лопату.

— Гляди-ка, а «Динамы» все нет, — говорит Желтых. — Ну я ему дам! Пусть придет только. Давно я до него добираюсь.

— Не грозился б, а давно б дал, — зло бросает Кривенок.

— Уж тут не спущу. Ишь прилип к девке. И Люська, гляди ты, не отошлет его.

— Люся, она ничего, — говорит Лукьянов. — Она умная девушка.

— Умная! — возражает Желтых. — При чем тут ум. Он вон бугай какой — на это гляди. А то — умная!

— Оно да, конечно. Но мне все же кажется, ваши тревоги необосновательны, — тяжело дыша и переставая копать, не соглашается Лукьянов. — Люди — они разных нравственных уровней. И в этом, конечно, предохраняющий, если можно так сказать, фактор.

Желтых неопределенно хмыкает, сморкается и прислоняется к стенке.

— Ну и скажешь — фактор. Знаешь, у нас на Кубани было.

Фельдшерица одна была в станице. Молодая, ничего себе с лица, образованная, конечно. И что ты думаешь? Одна, а вокруг все — простые. Приспичило девке замуж, и выскочила за нашего станичника, хохла одного. Тоже ничего себе парень. А потом разгордился, как же, жена фельдшерица. Разбаловался, к бутылке привадился. И бил. Сколько она натерпелась от него!

И терпела. Что сделаешь — дети пошли, за юбку ухватились.

Вот тебе и фактор!

— Это, конечно, вполне возможно. Но не показательно.

Ведь женщины тоже выбирают. И куда более тщательно, чем мужчины. Особенно такой, как Задорожный.

Возле огневой в сумерках лунной ночи появляется Лешка.

Ленивым шагом он ступает на бруствер и устало опускается на свежие комья земли. Выкидывая очередную лопату, я вдруг замечаю его.

— Так, так! — многозначительно говорит Лешка. — Значит, все-таки роем? Ну и ну!

Все поворачиваются к нему, переставая копать. Один только Попов не прерывает работы в самом глубоком месте.

— Пришел наконец, дармоед! — угрожающе начинает Желтых. — Где шлялся? Кто разрешил? Мы что — ишаки на тебя работать? А?

Но Задорожный улыбается. Сблизи видно, как тускло поблескивают его широкие чистые зубы.

— Эх-ма! Ну что вы кричите? Что вы понимаете в высоких материях? — с невозмутимой иронией говорит он.

— Гляди ты! — почти кричит командир. — Он еще нас упрекает! А ну копать! Я тебе покажу! Я те покажу, как брындать всю ночь! Война тут тебе иль погулянки?

Задорожный, однако, никак не реагирует на этот крик.

— Все ерунда, братцы, — каким-то спокойным, убеждающим голосом говорит он. — Капитуляция. Была Люська и кокнула. Точно!

От этих слов вздрагивает Кривенок, настораживается Лукьянов. Почему-то не поняв их смысла, я часто-часто моргаю глазами, глядя на Лешку.

— Капитуляция! — цинично ржет Задорожный. — А дивчина — первый сорт. Свежанинка! Побрыкалась, да…

— Тьфу! Подонок! — плюет Желтых под его ноги и бросает на землю лопату.

Но Задорожному хоть бы что. Он по-прежнему сидит на бруствере, расставив коленки, и луна тускло высвечивает его круглый лоб.

— Вот платочек на память. Смотрите, — бесстыже хвалится он, взмахнув платком. — Завтра придет опять. В одно место. Хоть женись теперь. Законно! Хе-хе…

Ребята начинают молча копать, затаив что-то в себе, а я вдруг вскакиваю наверх и черенком лопаты со всего маху бью в Задорожного.

— Ух! — вскрикивает от боли Лешка, хватается руками за лопату и, стремительно вскочив, бросаются на меня. Лицо его свирепо в гневе. Он сваливает меня на бруствер, наваливается всем своим сильным телом. Я выкручиваюсь, как могу, стону от боли и бешенства, вырываюсь и хватаю Лешку за лицо. Задыхаясь в борьбе, мы несколько секунд катаемся на земле, потом Лешка хватает меня за горло и начинает бить затылком о землю.

— Стойте! Стой! Ошалели, собаки! — кричит Желтых и выскакивает из укрытия. За ним бросаются Попов и Кривенок.

— Подлюга! Дешевка! Драться!.. — хрипит Задорожный. Хлопцы подбегают к нам. Я, напрягшись, вскидываю ногами, Лешка теряет опору, и оба мы падаем с бруствера в укрытие. Испуганно отскакивает в угол Лукьянов.

Здесь я поднимаюсь на ноги и, оторвавшись от Лешки, бросаюсь к стенке укрытия. Но тотчас на меня наскакивает Лешка. Несколько ударов один в другого. Потом Лешку сзади хватает Желтых.