Петер Хакс - Амфитрион

И то, в чем вы их выше, убивает
В вас то, в чем вы такой же, как они.
Великим еще можно притвориться,
А малым – нет. Не может великан
Напялить платье карлика, и слон
Не спрячется за спину серой мыши,
И тигру не годится шкура кошки.
А вы – и в человечьей шкуре – бог.
Мой господин, тому, кто мал, природа
Дает чутье и нюх на все большое;
Любая тварь учует, кто ей враг.
И если вы хотите, чтобы вас
Сочли Амфитрионом все фиванцы,
Вы стать должны им – телом и душой.

Прекрасно. Я хочу. Ну, как?

Что – как?

Теперь я – он.

Вы – он?

Да. Я ведь мозг свой
Пересоздал, чтоб стать Амфитрионом.

Вы сняли мерку?

Снял, и очень точно.

И все же непохожи вы.

Упрямец!
Теперь мой каждый жест, походка, смех —
Все в точности, как у него. Я больше
Уж не могу ни чувствовать, ни мыслить.
Как тесны эти жалкие сосуды,
Они пусты – клянусь в том честью грека.

«Клянусь в том честью грека!» – хорошо.
Все остальное – это вы, не он.
А, может, главное – совсем не мозг?
И виноват другой какой-то орган?
Ведь все они так связаны друг с другом.

Я каждым органом – Амфитрион.

Ну, да!

Ну, да.

По чести?

Я сказал.

Сильней разбожествиться невозможно.
Итак, подписано и решено,
Что вы теперь Амфитрион – настолько,
Насколько вообще им можно стать.
И стоит вам всего лишь повторить
Те пошлости, которые для вас
Я целый год записывал в шпаргалку,
Склоняя слух мой с высоты Олимпа,
Прилежно исполняя ваш приказ,
Весьма, весьма возможно, что тогда
Обман удастся нам. В конце концов,
Для этого изыски ни к чему.
Не нужно делать лишь ошибок грубых.
Алкмена, я уверен, вряд ли к вам
С излишним интересом отнесется.
Ведь для нее законный вы супруг.

Меркурий, там…

Что там?

Она. Алкмена.

Мой господин, ее не раз я видел.

А я впервые вижу.

Как же вы
Влюбились, даже не увидев дамы?

Меркурий, я влюблен, и потому
Я каждый раз ее впервые вижу.
И каждый раз – передо мною чудо.

Еще одна очередная глупость,
Она влюбленным разум заменяет.
Так зеркало кривое льстит калеке,
Его красавцем стройным отразив.
Но, впрочем, этот экземпляр – удачный.
И все же я постигнуть не могу,
Что к смертным женщинам вас вечно тянет? Они же вам не пара, господин.
Кто совершенен так, как вы и я,
Не должен позволять себе промашек.

Но я люблю их, этих смертных женщин,
Особенно же светлую породу.
У них округлый зад и ребра скрыты.
Они слабей, податливей, нежней нас,
Совсем чужие и совсем, как мы.
И я, себя теряя в этой плоти,
Уже не я – и все же это я,
И более, чем я. О, что за торс,
Такой изящный стройный, словно ствол
Серебряного тополя, и эта
Сферичность лона, совершенство форм
Волнующих, дарящих наслажденье.

Ну да, она недурно сложена.

Тот, кто постиг все виды красоты,
А этой не познал – слепец.

Мой бог!

Еще не ночь?

Нет, день.

Скорей бы ночь.

Вам ночь нужна? Да будет ваша воля.