Джордж Байрон - Чайльд Гарольд

Где в старину лилась ручьями кровь
И где толпа проходы наводняла,
То отливая, то сгущаясь вновь,
И, как поток весенний, бушевала
И жизнь иль смерть свободно раздавала, —
Звучал один мой слабый голос там,
Да робкий свет звезда лишь разливала
По галереям, аркам и стенам,
Да эхо гулкое лишь вторило шагам.

Из мощных стен, что пощадило тленье,
Возникли башни, виллы, города;
Не отличить вам сразу никогда,
Что было здесь, – простое ль расхищенье
Или развалин древних обновленье.
Но подойдите, – тотчас перед вами
Опустошенье явится тогда,
И свет дневной пытливыми лучами
Откроет бреши вам, пробитые веками.

Когда ж луна над городом встает
И в небесах зенита достигает
И свой печальный свет оттуда льет;
Когда звезда сквозь трещину мерцает
И в тишине зефир ночной играет
Душистою гирляндою цветной,
Что стены те, как Цезаря, венчает; [227]
И всюду свет, печальный и простой —
Герои там встают, что дремлют под землей.

«Рим с Колизеем связаны судьбою: [228]
«Падет один, коль рушится другой,
«В паденье ж Рим – мир увлечет с собою».
Произнесен здесь приговор такой
Пришельцами из Англии родной.
Живут еще пока все три творенья:
Жив древний Рим с бессмертной красотой,
Жив Колизей – искусств произведенье,
Жив старый грешный мир – обитель преступленья.

А ты, простой, но величавый храм, [229]
Святой алтарь, суровый, но прекрасный,
Где возносились жертвы всем богам.
Один лишь ты стоишь спокойный, ясный,
А род людской вокруг, в борьбе напрасной
Волнуется, на гибель обречен…
Разбился здесь тиранов жезл ужасный,
Сломалась о тебя коса времен,
Ты жив, о храм искусств, о славный Пантеон!

Прекрасных лет, прекрасного искусства
Ты памятник, ты чистый образец,
Ты будишь в нас возвышенные чувства,
О, зодчества разграбленный дворец!
На все, что древний создал здесь резец,
В отверстье сверху слава разливает
Свои лучи. Здесь набожный пришлец
Пред алтарем колена преклоняет,
Поклонник гения своих богов встречает. [230]

Темница предо мной. Что вижу я
В ее печальном, тусклом освещенье?
Рисует мне в тиши мечта моя
Два призрака, два легкие виденья…
Нет, то не сон, не бред воображенья:
Вот на одном мелькает седина,
Другая ж юной силы воплощенье.
Что в этот час там делает она?
Грудь нежная ее зачем обнажена?

Источник чистый бьется, грудь вздымая,
Готовый жизнь в струе своей давать,
Когда, ребенка к сердцу прижимая,
Его целует молодая мать.
Нет, никогда мужчине не понять,
Как ей тепло от глазок ясных взгляда,
Как любо плач ей лаской унимать
И возраст наблюдать родного чада…
Что ж, даже Каин был для матери отрада.

Но здесь у нежной дочери своей
Берет назад ее отец любимый
Тот чудный дар, что раньше дал он ей.
И не умрет он, юностью хранимый,
Пока огонь любви неугасимый
У ней в крови, пока неистощим
Тот благодатный Нил, тот ключ родимый…
Пей из него, старик, питайся им:
Гордиться мог бы рай источником таким.

Пленяет ум про млечный путь сказанье, [231]
Но красоты подобной все ж там нет.
Здесь видим мы иных лучей сиянье,
В темнице этой льет природа свет
Сильней, чем в пышном сонмище планет.
Так пусть же, пусть струя живая бьется,
От сердца к сердцу пусть не сохнет след,
И в старом сердце снова жизнь проснется.
Так дух, освободясь, с источником сольется.

Холм Адриана дальше виден мне.
И мавзолей его пирамидальный [232]
Теряется в лазурной глубине.
Взяв образец гробницы колоссальной
У пирамиды Нила погребальной,
Всесильный цезарь повелел создать
Для тела своего дворец печальный.
Лишь жалкий прах там должен истлевать!
И зритель горький смех не в силах удержать.

Вот дивный храм пред взором выступает.
Алтарь Дианы [233]– келья перед ним.
Христос моленьям верных здесь внимает
Над дорогим апостолом своим.
Эфесский храм знаком глазам моим:
Лежит колонн там мрамор раздробленный,
Дает их тень приют шакалам злым.
Софии зрел я купол позлащенный,
Османами в мечеть бесславно превращенный.

Но средь былых и новых алтарей
Лишь ты достоин Бога, храм прекрасный,
От глубины веков до наших дней.
С тех пор, как пал Сиона град несчастный,
Грехами вызвав Бога гнев ужасный, —
Что, гордый храм, сравняется с тобой
Величием и прелестию ясной?
Могущество и Слава с Красотой
В ковчеге дивном том придел имеют свой.