Наталия Грудинина - Двоевластие

О, это шараханье зала из крайности в крайность…
Когда на трибуну восходит картавый чудак,
Поймешь ли, правитель, что судит тебя гениальность
В осмеянной скорби своих безоружных атак?!

Радостей ближнего не уворуй,
Дом не спали.
Ходит в ночи молчаливый патруль —
Совесть Земли.
Нет у нее ни кола, ни двора,
Негде присесть.
Пусть одинока она и стара —
Все-таки есть.

Давнишний кто-то ее породил —
Может быть, Бог.
И на молчание благословил
Или обрек.
Не декламирует выспренних фраз,
В дверь не стучит.
Просто не сводит внимательных глаз,
Просто молчит.

Ты различишь ее по волосам
Цвета луны.
За день минувший прибавил ты сам
Ей седины.
Ходит во мраке седой эталон,
Ходит века.
Что ей, бессмертной, бразды и закон
Временщика?

Если поверишь в красивую ложь
Властных и злых,
Если на лютую казнь поведешь
Братьев своих,
Чистой слезою загасит, зальет
Смрадный огонь.
Голой рукою клинок отведет,
Ранив ладонь.

Кто там безгорестно пьет и жует,
Гордый собой?
Слышишь, молчание в колокол бьет,
Воет трубой?
Радостей ближнего не уворуй,
Дом не спали.
Ходит в ночи молчаливый патруль —
Совесть Земли.

Не из отеческих советов,
Не из начальственных речей
Она придет к тебе, вот эта
Вторая сторона вещей.
В бессонный час недоумений,
Когда раздумья вкось и вкривь,
Она возникнет – тень из тени, —
Часы рукой остановив,
И скажет ласково: «Не глупо ль,
Что славы сторонился ты,
Она всего лишь гулкий рупор
Твоей чуть слышной правоты.
Ты думал жизнь переиначить,
На деньги глядя свысока,
А будь хоть малость ты богаче,
Была б щедрей твоя рука.
Терпенья мудрого чуждалась
Твоя душа в тенётах бед,
И вот досрочная усталость
Переломила твой хребет.
Твоя убогая надменность!
Трезвон речей, картон мечей!»
Ну что ж, честна и откровенна
Вторая сторона вещей.
Она несет свои заботы,
Как безупречная жена,
И если вдруг истлеет что-то,
Так это не ее вина.
А ты гляди, приятель, в оба,
Чтоб желтой горсточкой трухи
Не стали дерзости Ван Гога,
Да Винчи смертные грехи,
Вийона хохот вездесущий
У камня монастырских стен
И Сольвейг, ждущей и поющей,
Седые косы до колен.
Гляди, чтобы к твоим услугам
Не оказался щедрый дом,
Где станет недруг полудругом
И станет друг полуврагом,
И где лишь томик Дон-Кихота,
Уже ненужный и ничей,
Еще кричит во гневе что-то
О третьей стороне вещей.

Подвожу я тебя к штурвалу,
Присягаю тебе на верность.
Перед встречей с девятым валом
Приношу тебе откровенность.

У меня ослабли границы
Меж любовью и нелюбовью,
Мой характер крутой кренится
К словоблудью и своеволью.

Я сорвала фанфарный голос,
Причитая над целым светом,
Ум короткий и долгий волос
Скоро будут моей приметой.

Мой работный запал опутан
Размышленья веревкой длинной,
Как утопленники, минуты
По житейским плывут стремнинам.

И доподлинно мне известно, —
Разбуди – повторю спросонок, —
Как страшиться волны отвесной,
Как таиться в нейтральных зонах,

И не в здравом уме, а в страхе
Ополчаться на цитадели,
Лобовые вести атаки,
Погибать, не достигнув цели.

Эту исповедь ты осмысли,
Но не будет тебе прощенья,
Коль посмеешь ее причислить
К корабельному оснащенью.

Присягаю тебе на верность.
Курс известен, и цель известна.
Пусть горит моя откровенность,
Как маяк над опасным местом.

Болотных растений
Очерк резной.
Блестит ненюфара,
Как чаша с луной,
Колеблется тины
Тёплая сонь —
Там бабка-болотница
Теплит огонь.

Но невдалеке
Из цементной трубы
Змеится песок
И встает на дыбы.
И в темном кустарнике
Бродит сама
Извечная ссора
Души и ума.

Возьми росу с фиалковой тропы,
Сцеди в нее по капле яд пчелиный,
Потом лекарственную кровь малины —
И спиртом муравьиным укрепи,
Пыльцою мотыльковой подсласти —
И выйдет замечательный напиток.
Но бойся эту влагу развести
Холодной осторожностью улиток.