Наталия Грудинина - Двоевластие

Под тёмными шапками сосен
Червонных кустов монолит.
Какая великая осень
Над этим поселком стоит.

Эй ты, деловитый и быстрый,
Хоть самую малость постой
Над этой внезапной, как выстрел,
Сводящей с ума пестротой.

И если грустишь, позавидуй
Природе в багряном венце —
Ни горькой вражды, ни обиды
На замкнутом этом лице.

Лишь чьи-то шаги, как страницы,
По тропам лесным шелестят,
Да птицы, бессмертные птицы,
Над тихим поселком летят.

Пожухлая, неспелая,
Редеет в поле рожь.
Погода неумелая,
Непроходимый дождь.

Ослепли окна мутные
От скудного тепла,
Синеют стопки утлые
Дешёвого стекла.

Живу, побита ливнями,
Как поздняя трава,
Надеждами наивными
Пред веком неправа.
Авось, не всё растрачено,
Авось, не все – враги.
За пасмурными дачами
Торопятся шаги.
Встречаю всех, кто выбрался
Погодой проливной,
Кто как-никак да выбрился
К свиданию со мной.
Некрашеную, бурую
Калитку отворю.
Философу ханурому
– Ну, здравствуй! – говорю.

Разгул огня. Нашествие воды.
Ледник, обвал торопятся по следу.
Что все твои надуманные беды
Перед приходом истинной беды?
Подземная ли сила покачнет
Скорлупку-землю, прогневится ль море —
Что перед этим глупенькое горе
Твое, который дышит и живет!
Воскресным днем простершись на траве,
Прислушайся к земле, взгляни на тучи —
Уразумей, что пыль на рукаве —
И та в беде в сто крат, чем ты, живучей.
Так почему кричишь погожим днем
О том, что жизнь твоя непоправима?
Еще подземный не ударил гром,
И спят моря. И тучи ходят мимо.

Все просишь пониманья,
Недобр и невезуч,
Скуласты очертанья
Невыплаканных туч.

Трескучие зарницы,
Несжатые хлеба,
Ромашки круглолицей
Пустая ворожба.

Дрожит ивняк лиловый
В ознобинах коры…
Со мною, бестолковой,
Что в гору, что с горы.

Уйти, не беспокоясь,
Рассудок мне велит,
И только ночью совесть
Все плачет, все болит.

Колюча и безвредна
Сосновая хвоя.
Прости меня, мой бедный,
Ознобина моя…

Пристани выщербленный помост,
Отсвет воды белёсой.
Сердце мое – не спасательный пост,
Руки мои – не вёсла.
Гонит прилив за волной волну,
Мостик шатая хрупкий.
Месяц ущербный прирос ко дну,
Как затонувшая шлюпка.

Реакционной стала я, как память,
Как обелиск, что высится, не прячась.
Держу за пазухой замшелый камень
На вашу лупоглазую незрячесть.
Когда вы мне кричите желторото
Про ваше несогласье и неверье, —
Не лезу ни в какие я ворота,
На семь замков я замыкаю двери.
Подите прочь вы с вашим фанфаронством,
С тепличной болтовнею про свободу,
И с вашим газированным пижонством,
Мутящим необстрелянную воду.
Из дому, чья добротность вам постыла,
Гляжу в дыру, оставшуюся с фронта,
Как чья-то цементируется сила,
Как ползает огонь по горизонту.
Невидимо для ваших слабых нервов,
Для ваших истонченных интеллектов,
Как медленно, как медленно и верно
Густеет нечто, возникает некто…
Для ваших петушиных перекличек
Не та погода на земле горбатой.
Да будет ваш язык категоричен,
Дубовы лбы и нервы сучковаты…
Пусть даже так – оно прочней и проще,
Пусть лучше так – оно не даст сломиться,
Когда гроза тысячетонной мощи
На гусеницы встанет у границы,
Когда прольется лава на проспекты,
Зашарканные вашими ногами…
Ох, танки не блистают интеллектом,
Карманными не звякают деньгами.
Примазаться бы к вашим мне затеям,
Играть в пиротехнические войны, —
Оно и прогрессивней, и левее,
Оно и равнодушней, и спокойней.
А я вас поношу в поту холодном
Солеными и горькими словами
И, чучелом вздыхая огородным,
Пустыми трепыхаюсь рукавами.

Утратил город прежние красоты,
Но, поелику не ушел от дел,
Он задал реставраторам работу
И, вроде бы, опять помолодел.

Брансбойтом моют крепостные стены,
И отдан храм комиссиям на суд,
Но появилось что-то от измены,
И от раскола появилось тут.

Не потому ли, к ночи неспокоен,
На церкве той, что с веком не в ладу,
Царь-колокол, в шелом одетый воин,
Болтает чушь и мечется с бреду.