Наталия Грудинина - Двоевластие

Из вечерних газет, с голубого экрана,
Из эфира – на долгих и кратких волнах —
Узнаем мы про смерчи и про ураганы,
И про то, что ничья это, в общем, вина.

Никого о беде не допросят с пристрастьем,
Потому что стихийная это беда:
Просто чье-то красивое умерло счастье,
И не будет возмездья тому и суда.

Может, все же подумаем вместе, дружище,
Почему нам и небо, и ветер – враги?
Может, слишком недорого платим за пищу?
Слишком легкие носим с тобой сапоги?

Может, времени жалко пуститься в дорогу
И руками чужую беду развести?
Почему мы не рвемся, скажи, на подмогу?
Почему не хотим и не можем спасти?

Где тот час, охладивший и сердце, и разум?
Затянулся привал на дорогах каких?
И каким дезертирским, предательским лазом
Улизнули мы от назначений людских?

Это место и час мы прохлопали, что ли?
Паралич неотступен – кричи, не кричи…
Кто спасет нас теперь от недуга безволья,
От удушья, какого не лечат врачи?

И безмолвствует совесть, и тратится время
На досужих теорий мечтательный хлам.
Да неужто мы вышли не теми, не теми,
Кем замыслил нас Доброжелательный к нам?

Мой маленький солдат с повадкой командира,
Придирчивый, как черт, заносчивый, как нож,
Молитвами моей отчаявшейся лиры
Из мертвых воскрешен, ты под боком живешь.

Когда-то был в строю ты первым забиякой —
В строю моих надежд, отваги и добра.
Залёгших под огнем ты подымал в атаку,
И крепости с тобой мы брали на ура.

Проклятье той шальной, изверившейся пуле
У некой высоты, где шел неравный бой,
Где все мои стихи в почетном карауле,
Бездейственно скорбя, застыли над тобой.

Не я с тех пор в боях, не я в окопах мерзлых.
Грустнея день за днем живу, полужива…
Стихи мои ползут на медленных полозьях,
Под снегом седины дубеет голова.

Мой маленький солдат, ты ожил наконец-то!
Но как твое лицо жестоко и темно.
Берешь ты на прицел мое больное сердце,
Разбойником лесным стучишь в мое окно.

Ты бродишь вкруг меня звериными тропами,
И вот уж я костер охранный развожу…
Что может быть страшней, когда возьмется память
Расстреливать покой, которым дорожу?

И все ж не уходи, моя живая совесть.
В обличии любом броди невдалеке…
Гони меня вперед, пускай в снегу по пояс,
От вечной немоты пускай на волоске.

Есть боль, с которой человек не может
Добром покончить и остаться добрым.
Я не нашла твоей могилы, Йожеф,
Не прочитала надписи надгробной.
Пойду направо – опускают ветви
Шуршащую завесу листопада.
Пойду налево – ослепляют светом
Серебряные луны винограда.
Меня вязало кружево акаций, —
Едва порву его тугие узы,
Как мне велит подальше убираться
Внушительный початок кукурузы…
А может, это ты вселился, Йожеф,
В зерно початка, в гроздья винограда
И говоришь мне ласково: – Не можешь
Меня найти? Не можешь – и не надо!
Ты столько раз меня звала на помощь,
И совершалось воскрешенья чудо, —
Не запирай дверей сегодня в полночь…
А здесь я только прах. Ступай отсюда!

Была веселость твоя бродягой,
Такой неграмотной и беспечной…
Ты ей совал подписать бумагу —
Мол, буду, милый, с тобою вечно.
Свой крестик ставя на слове пышном,
Она глядела с немым вопросом
И вдруг становилась вином прокисшим
И отсыревшею папиросой.
Тогда отпускал ты ее со вздохом,
В худых сандальях, с пустой котомкой…
И люди к тебе относились плохо,
Считая, что ты их подводишь в чем-то.
А ты печаль принимал в объятья,
Чтоб с нею об руку в поле выйти,
Где поделить не умели братья
Клочка земли без кровопролитья,
Где выли тощие оголтело,
Усмешки жирных не замечая,
И там пытался исправить дело
Жестоким словом своей печали.
И если тебе удавалось это,
Звенел в лесах соловьиный голос, —
И это с дальнего края света
К тебе бежала твоя веселость.
Твоя наивная, молодая,
С пустой котомкой, в худых сандальях,
Повинным сердцем не осуждая
За то, что дружбу водил с печалью.

Где спорит в потемках с горою гора,
Формует алмазы земная кора.
Неравные камни лежат в глубине,
Различны по сорту они и цене.
Одни в абразивный спрессуются круг,
Другие украсят запястия рук,
А третьи – внушительной величины —
Заполнят секретные сейфы казны.
Исчислено, взвешено и учтено,
Народы алмазное кормит зерно.
Но редко, быть может в столетие раз,
Являет земля уникальный алмаз:
Глядят из высокой его глубины
Могущество солнца и скромность луны.
Об этих алмазах – легенд ворожба,
Неровен их час и нежданна судьба.
Не смеют их женщины видеть во сне,
Страшится правитель их числить в казне.
Не знают они ни цены, ни границ.
Пред ними служители падают ниц,
Когда расщепляет сгустившийся мрак
Священного камня всевидящий зрак.
Бегут они прочь от запретов табу,
На миг возгорятся у Будды во лбу,
И вновь исчезают и светятся вновь
Сквозь пепел надежд и преступную кровь.
Талант, осветленный глубинным огнем,
Я знаю о нем и не знаю о нем,
Увижу – зажмурюсь – не мне по плечу
Мечтою к его прикоснуться лучу.
И вы, властолюбцы, уймитесь! Не вам
Рассудком к его прикоснуться правам!