Ноэми Норд: Эротоманка. Все о любви

Кубизм возводит в куб квадратные чувства,
угнетая нервную сферу свободой зверинца,
где сочен скулеж в черных клетках шакалов,
воющих на серебро пустоты.
Черный квадрат Малевича у каждого на слуху,
но в проекции внимательного взгляда,
искоса на бегу заметить невидимое проще.
Выплывай из диванных пружин.
В путь!

Магма внутри.
Ее внушительны круговращения.
Магмы накоплен взрыв – не кури,
секунда – до землетрясения.
Такого еще не видели мы,
не знали о нем,
но мечтаем.
Страх – это риск, это – бред огнем,
бег от церемонии с чаем.
До взрыва – секунда,
но хватит пчеле
закончить медовый месяц,
чувства излить васильку и ветле,
откачать разных кашек и смесиц.
День спрессован, как муравьиный Вавилон,
он белый шум ожидания,
спалится содом, наш огромный содом —
распустится миг созидания.

Красота секса —
она шерсть на груди,
каждый волосок,
сквозь который —
приступ экстаза —
гляди!
Кивок из толпы,
ангела синий привет.
Кивнет из вселенной небрежно,
но не оплатит билет.

Глаза, как маслины зеленые,
но оттенок иной,
они два поспешных мазка гуашью,
но с лупой разглядывать шедевры
не стоит.

Чувство дивной похоти
окутало низ живота,
тело содрогнулось
от страстного желания
присвоить каждую клетку
распаленного органа.
Кровь хлынула навстречу
дивной музыке вторжения.
И… до утра
в уютную берложку
удивительной порядочности,
нежности,
теплоты,
уюта милых рук.

Не знаю как в южных краях,
где женщинам ни грамма не дозволено,
а в наших северных широтах
без горячего бордо
ну, просто никак.

Малиновый глинтвейн
в округлом предсердии бокала,
спрячь в ладонях,
подыши в бордовый кларет,
оживи, сделай глоток,
оближи с губ кисло – терпкие капли,
но кусочек бекона в прожилках й липомы
и вожделенно вздыхающий камамбер
под испариной плоти —
не тронь, ни кусочка.

Лишь свечи! Обязательно – свечи
на низкой тумбе,
чтобы тени сплелись на стене,
напротив,
каждый бицепс и трицепс, рисуя лучами,
изнывая, как два негодяя
на раскаленной жаровне.

Что непереносимо —
это мокрый язычок,
ползущий по краю бокала.
круг за кругом,
медленно,
как слизень,
выпавший из перламутра,
полного ослепительных жемчужин.
Тварь,
перестань,
говорю,
закружила…

Даме не обязательно видеть,
обоняние – главное в предпочтении.
Выбирает не самка, но – овула.
клеточный механизм совокупления —
самые точные нано-пружинки природы.
Запястья тонки, и в прожилках бегущих секунд
от лодыжки, где еле услышишь губами
до клокочущей пены виска,
где под ним, в голове, закипает оргазм —
не вспугни начало.

Между нами струя,
она горяча, она, бодря,
раздвигает лепестки,
а ты индивид еще тот.
Не скажу, что урод,
полмысли висок не пробьет.
Ванна одна
на двоих,
не вспоминай, не надо,
и не кроши мне в рот
ломтики шоколада.
Губ виток не лепи
нежным страстным овалом —
просто за плечи возьми
и удиви диким шквалом.

Две головы
торчат из подушек.
фрикции – все что нужно,
спираль смертельного искусства —
экзотика страстнейшего из моментов,
прелюдия буйных чувств.

– Увы-увы…
Расставание обязательно?
– Да-да-да!
Останусь возле метро,
в толпе затеряюсь,
духи выветрятся,
как последние слова.
Силюсь вспомнить
заколку над ухом,
доращу эту прядь,
помню – губами кромсал,
и шептал:
«Блядь… моя личная блядь».

Ангел, синие глаза,
и улыбка – мрак,
ангел, синяя гроза,
что у нас не так?

Ты был нем – и бури чернь,
ты был наг – и враг,
бил по лику ночи день,
истекал, как зрак.

Ангел в стонах был рожден,
квасил в кровь ладонь,
ангел в грязь людей влюблен,
навзничь – чести бронь.