Ноэми Норд: DjVu. Свержение. Территория Зомби. Империя целаканта. Прогулки по сковородке

Город на дне океана,
лазурный дворец,
по приговору тирана
ангельский принял конец.

Как божество захлебнулся,
крыльями – плавники.
Жабрами в челюсть и с курса
ада – в небес круги.

Авторский замысел сочен,
смерть краше черной тоски.
И потому напророчен
сумрак, схвативший виски.

Распятый, умерщвленный город,
где каждый камень спит,
но эхо тайное в узорах
седой гранит хранит.

Кричат невидимые души,
дыханье перебив,
закрой глаза – услышат уши
отчаянный мотив.

А на святых костях в экстазе
справляет лютый люд
победу мрачную в намазе
мазни кровавых блюд.

Летящая музыка сфер – о муза!
Небесный сфероид
коллапсом – то в бездну, то – ввысь,
то снова – до недр, до нейтрино.

Волшебная арфа слышна,
и свет – дуновение далей,
где зеркальцем тонким луна
всю силу вселенной вмещает.

Симфония сфер. И кто в ней
магистр, дирижер, повелитель?
Этот Великий Глухой
упал в звезды трав – и рыдает.

Варвары начинают и выигрывают,
челядь мочится в храмах,
Палладу выводят в тамбур.
Что сделают с Аполлоном
Когда до него добегут?

Варвары начинают.
Но почему – выигрывают
(всегда!)
женщин и гордые замки,
ласку долгих веков?

Разве что-то изменишь в прошлом —
в вековой беспричинной потере
Византии, Никеи, Парижа – почти?
Разве можно исправить
роковую ошибку,
донести до всевышнего
море крови в горсти?

Потому – век за веком
воскрешается мука,
порождением страха,
отсеченье голов.
Каждый шаг отступления —
гибель Вены и Рима,
каждый взмах дикой сабли —
боль пустых городов.

Вперед! – чертит фижмы лекало.
Вперед! – зреет вычурный стих.
Шекспир поднимает забрало,
зал замер, и шепот утих.

Бьет в дых монолога шпага.
Сумей тайно слезы сдержать.
Искусство – всегда атака,
учит оно побеждать.

Два правила: бой и учение.
Две тактики победить:
«внимай, но подвергни сомнению»
и «право – врага не щадить».

Наука и власть – что на выбор?
Определи, судьба:
стать жестким хозяином, либо
гордиться мозгами раба.

Слуга лоб короной украсит,
в народе прослыв мудрецом,
но страж приближенный опасен
в легенде с печальным концом.

Сместив слабака, все продумав,
тиран новый кодекс плодит,
и плеткой не трогает грума,
который над книгой корпит.

И Троя, и девственность жизненной воли —
усилием нежности бурю добыть —
и плыть – о свобода! – куда —то сквозь волны —
сквозь молнии – просто – Еленою быть.

Плоть стерта огнем, только имя земное,
как знак восхищения, зов божества,
нахлынет на царство, слепое, немое,
и кто-то прозреет в сияньи родства.

Сфера пронзает сферу,
сюжет доведен до блевоты
бравая одурь спортзалов —
вопит на зигзаге времен.

Но память спешит констатировать
не сумрак сознания Хуфу —
мир ввергнут в пучину Хеопса,
могильных загадок апломб.

Раб и мудрец. В чем спора сердцевина?
– Все – есть число.
– О, нет! Все – есть любовь и ты!
С рекой веков в раба втечет кровь господина,
пока терзает знак надежду немоты.

И смотрит вера – ввысь. Как быть рабу – без веры?
Да не осилит время воздетых черных рук!
Последнее «Прости». Послушные галеры
уносятся туда, где долог солнца круг.

И снова: кто был кем, и кто с кем перепутан,
величие ума, ничтожность естества.
Вновь марширует раб
по книг горящим грудам,
каббальность кабалы, иконы существа.