Ноэми Норд - DjVu. Свержение. Территория Зомби. Империя целаканта. Прогулки по сковородке

У Растрелли профиль вандала.
Воссозданье руин —
негатив генокода.
То – влекущее вверх,
то – царящее – здесь
сожаление, памяти ропот,
буря, истовость, святость
волшебных цепей —
из крови и камней
оживить – воскресить
хоть пылинку того,
что пропало.

– Лети, лети, Икар!

На крыльях – лоскутках
Пусть будет сильным – взмах!
Пусть будет вечным – дар!

– Лети, лети, Икар!

Сквозь пекло, черный жар,
сквозь нестерпимый свет —
сквозь миллионы лет —
безумия завет:

– Лети, лети, Икар!

Пусть говорят – упал,
пусть говорят – разбит —
лети, лети, Икар!
– Летит! Летит! Летит!

Гибель Помпеи…
Пальцы Везувия помнят
миллионы слепков, отпечатки лиц
погибших под огненным пеплом,
звучанье речей и песен,
фонтаны и звон цепей.

Перелистай эти лица,
концентрацию страсти,
когда умирает ребенок,
высокие ноты звучат.

Перелистай отпечатки
рук на гончарном круге,
сон старика, танец граций,
на сколах разбитых кифар.

Перелистай Помпею,
знаки уснувшей природы,
плач безутешный ребенка
в кругу материнских костей.

Перелистай, как реквием,
затверживай и заучивай,
каменный шепот влюбленных,
черный страдальческий лик

и вопли сгоревших заживо,
и лавы чеканку вечную.
Мы тоже не видим, не чувствуем.
И знать не дано – к о г д а.

Перед смертью не налюбуешься
не надышишься, не натоскуешься,
не найдешь свой путь, не сорвешься вниз,
а подумаешь, что не тот карниз.

Перед смертью – рулеткой уйдешь в повтор,
перед смертью – петлей захлестнет позор,
язва, гноя тень, рана, черный день,
прогуглить свой путь – даже это лень.

Ты исполнен дня, солнца луч – как нить,
ты схвати его, чтобы дальше жить,
но смеется мрачно Веселый Джек:
– Прожил век удач, жду иных утех.

Ах, ты ночь – тоска, у костра сон – плен,
на заре – в седло, и по херу крен.
Вдаль стрелой лететь, песню смерти петь,
пробудись, пора из могил успеть

всем туда, где свет,
где планета – дом.
Так уж суждено:
мира твердь – содом.

Жизнь будет течь потоками толпы,
она сметет следы былых героев,
она зашторит окна от пальбы
хмельных ракетниц и безумных гоев.

Жизнь будет течь потоками трубы.
Цени ее уста на передышке,
терзай до ран, сколачивай в гробы,
и пальцы грей замерзшие, как льдышки.

Жизнь будет течь потоками воды,
той самой, что таилась – океаном!
Мужайся: в пыль сотрет и крылья, и следы,
не веря ни гвоздям в костях, ни ранам.

Не знаешь, как выйти —
но выйдешь тоске наперекор,
даже если клешнями вынет
из могилы бульдозер – вор.

Ты не тот, кто растяжкой
к детдому пришит,
тот, кто видит цель,
но за ядра прибит.

Оскал его жуток:
ни резца, кроме шуток,
на пытки – тайный намек,
стон за стеною,
подобный вою,
на лице лежит потолок.

Тебе дадут все,
что нужно для бегства,
узелок с мылом,
щетку в наследство.

Беги!
Не оглядывайся, молоток!
Когда исчезнешь —
уменьшится срок
приговоренным к обзору страха,
беги, не сдавайся,
погоня – бумага,
жеванный целлулоид,
плюс спермы клей.
Отныне – свободен.
Шаг – и ничей.

Мор, пытки, грациозность мар,
зеленая прожорливая чара,
беги туда, где нет еще пожара,
беги туда, где свет – а не угар.

Уснешь в дыму, чаду и выхлопная
тебя прельстит кончина в час глухой,
и немота витрин влекущих мая,
не оживит уродливый покой.

И даже в многоваттном шоке сердце
не оживится близостью погонь,
суд опоздал, во гроб задвинься, дверца,
захлопнись, меди медленная бронь.

Будь осторожен, я чувствую что-то плохое,
друзья один за другим – в масках небытия.
Агония – это прощанье с планетой, друзьями и мамой.
Прервана связь с будущим, где рыдает ее дитя.