Ноэми Норд - Эротоманка. Все о любви

И не противься ужасу тоски,
когда закончится безумная атака:
в росе и в семени и ноги, и виски,
и звездный свет, струящийся из мрака.

Не будите. Пусть нежится ветер
на больной узкогубой листве,
и некруто хоронятся плечи
в черных кочках и травах.
Чуть свет.
И припухли осиные гнезда,
и роса дозревает в кустах.
И запуталась таволга в звездах.
И запутались руки в руках.

Качнулось небо высоко над нами —
уже не легкими – а жабрами дыша,
уже не ребрами – а сорока руками
притянется к душе душа.

Нет тела у любви, и все не безобразно,
хочу быть каждой клеточкой твоей,
вне времени блуждать и путать ежечасно
эпоху гениев с эпохой дикарей.

Золотой луч разобьется об солнечные колени —
лист медленно-медленно падает, синтез и завязей шок.
Не мальва в разрезе – рукам приходится разглаживать,
пленительный и упругий запоминать объем

В нем есть все для цепных реакций,
от рук в нем рождаются руки, от глаз – глаза и глаза,
и это необратимо – не перекрутишь ролик,
на языке таблетка. Поздно: не пей.

А я говорю тебе: ног не отмыть от песка —
за тем поворотом ползет беспросветная дюна.
Ракушки в карманы? Лезть в волны за ними – тоска,
медузы неслышно бряцают в приливе
на порванных струнах.

Им что? – Лишь бы ядом больнее хлестнуть по душе,
испуганным криком пронзить пустоту океанов.
Ты плачешь, малыш, постигая в большом мираже,
продажную радугу жалких волшебных обманов.

* * *
В дешевом борделе, где запах румяных старух,
где звонкие чибисы пучат глаза сквозь решетки,
там воздух закашленный духом прогнившим протух,
и талии томные ждут восхитительной плетки.

Кальян, как змею, приласкала хозяйки рука,
соль дыма напомнил звенящие дали,
где в узкой ладье умещалось солдат пол полка,
и сквозь пеньюар телеса до костей полыхали.

В дешевом борделе фонтаны бордо и шампань
забрызгали стены, шиньоны, подолы.
– Входи, морячок! Не грусти! Щедрым спонсором стань.
Здесь ждут тебя ласки и Китти, и Мэри и Олы.

Салаги! Вам женщин сегодня не хватит.
Всем кубриком к шлюхам спешим,
нас ждут папуаски, венгерки, славянки
и томных кальянов дым.

Вперед, кавалеры, дерзайте, хватайте
за талии пламенных шлюх,
безжалостно рожами в думки бросайте —
пусть вьется над палубой пух!

О, море лихое! О, пенные песни!
О, качка матрасов и волн!
Полгода вне дома, хоть лопни, хоть тресни,
лишь кончишь – и заново полн.

Черт – бери! Бес – в ребро! Дьявол – пой!
Мать – ядрена – матрена – за мной!
Закрути – загуди – забодай вас комар —
заряди золотой портсигар!

Друг, крупье, погоди, оглянись!
Знай, что злато – засохшая слизь
из руки подлеца, из руки мертвеца,
из больных и замученных слез.

Черт – бери! Бес – в ребро! Дьявол – в пах!
Разве это – пальба – тарарах!
Мать – ядрена – матрена лежит,
а крупье то ли шит, то ли крыт.

Черт – дери! Дьявол, пей! Снова пас!
Кому – в рот, кому – в дых, кому – в глаз!
Мать ядрена – матрена – прощай!

Четыре нюарные дамы
подолы не в силах сдержать:
кружатся под барабаны
бутыли, столы и кровать.
Тот – полон, тот – лыс, тот – зануда,
но с каждым приятна кадриль.
Не важно, что бьется посуда,
фонтан извергает бутыль,
лишь хохот – во влагу бокала
окрасятся краешки губ,
текучие ноты вокала
по юбкам огнем пробегут.
Сегодня очкастую целку
все пятеро выклюют в зад,
коза некрасивая завтра
прикинет безумный наряд,
затопчет дремучие линзы.
Как скучно глазеть в окно,
занудой прослыть, ботаничкой
под тридцать смешно и грешно.
А Китти! Кудрявая Китти
умеет себя подать —
так гвоздиком режет по нервам
стеклянным, что слез не сдержать.
Все продано – аж до ребер
последний бутончик завял,
мадеры бокал последний
зачахнет среди одеял,.
и в сон, в дурь замызганной гари,
среди серпантинных змей,
оплетших бордельный виварий
восторгом заезжих друзей.