Ян Вильям Сиверц ван Рейзема - Стихотворения

Тогда мелькающей чредой
начнутся странствия, и тени
взбегут на легкие ступени,
пренебрегая пустотой.

О чей же голос, столь знакомый,
в провалах блещущих зеркал?
Твой смех безжалостно-суровый,
как мотылек, затрепетал.

Лишь черный след на белоснежном
в прикосновении чужом.
Так две души – в тщете мятежной
уже не помнят о былом.

Плещется море.
Ужели весна?
Будто – как цель —
нам природа ясна.

Празднуем тихо,
грезим ли вслух,
сколько в природе
веселых старух!

Птиц развеселых
и тех стариков,
ждущих, как вечность,
ее пустяков.

Бога восславим,
радость и свет!
Солнышко греет,
холода нет.

Так познается
природа сама:
вольность – весною
зимою – тюрьма.

О голос далекий,
о чем ты поешь?
Кого заклинаешь,
тоскуешь и ждешь?

Обеты благие,
как скалы, тверды,
зачем ты стоишь
у грозящей воды?

И руки ее
расплетают венок,
и падает тихо
заветный цветок.

За веру благую
к ней волны нежны,
звучит аллилуйя,
и никнут валы.

Загадочный берег, отчизна,
туманная нега моя,
в магический свет символизма
окутана наша ладья.

Стоят у руля капитаны,
незримо шумят паруса
в далекие гордые страны,
где в грезах текут небеса.

О мудрость ночного залива,
как парусник твой освещен!
Но бездна воды молчалива,
как черная пропасть времен.

И вахту несут капитаны,
когда ураганы и штиль,
незримы желанные страны
на тысячи солнечных миль.

Но будто огни семафора
мелькают в туманной дали —
как бы побережье Босфора
у края желанной Земли.

Друг мой далекий и верный,
годы идут не спеша.
– Господи милосердный, —
вдруг прошептала душа.

Тихи холмы и долины,
в лунном сиянье роса,
в белый туман уносимы
звонкие голоса.

Грузии давние звуки,
вот и Тюрингии речь,
повести нашей разлуки…
Дай мне, забывшись, прилечь.

Ну что ж, друзья, сочтем страданья,
есть у судьбы удел иной:
нетленный парус – упованье —
в дали небесно-голубой.

Напрасно все грома и гневы
бросает грозный властелин,
свои тревожные напевы
воспоминаньям посвятим.

О, звуки тихи и согласны,
всеяликующий экстаз,
зачем не в юности прекрасной,
не в праздник жизни встретил вас?!

Не в светлый миг, до боли милый,
когда судьбу благословил,
и я, как Дант, певец счастливый,
в садах заоблачных бродил!

В этих рощах веселых
предгорий Парнаса
тихо ветви колышет
незримая фраза.

Небосвод вознесен
над ночными полями.
Вот уж ведомо, близко
могучее пламя.

Разливай осторожнее,
друг-виночерпий,
эти звуки и краски —
неподкупнее терний.

Я не в ответе за то, что оракула голос вещает.
Небо одно лишь за муки безумцев в ответе.

Рейте, летящие! Крылья расправьте, благие!
Еле влачащихся
Йорик отважный рассудит.
Здесь или там
Есть ли мера превыше созвучий?
Море одно неутешные хоры взмывает.
Ave Maria, gratia plena 2 2 Радуйся, Мария благодатная (лат.) – воля священна!

Если я мог бы возвышенно-просто,
выйдя на миг из обычного роста,
вам рассказать напряженно и тихо
протуберанец и солнечный вихрь.

Как нестерпимо, тоскливо для слуха
мечется мозг, покидаемый духом.

Будто на тайном полночном совете,
в зареве снов и за вьюгой кромешною
вы различали в изменчивом свете
образ далекий с улыбкой нездешнею…

Дух, устремившийся к звездному граду,
преодолеет любую преграду!