Инна Фидянина-Зубкова - Я и сила красная (белая). Век-другой назад. Стихи

А ты
пистолет свой держи
покрепче,
с ним тебе будет легче,
с ним тебе будет надёжней!

Медведь свои кости сложит
и даст тебе силу.
Ведь нету тебя красивей
в этом мире невечном.
Лишь твоя душа, человечек!

Выбор: «Всем иль никому?»
– Я бы богу одному!
«Бог на небе далеко.»
– Тело потное липко.

У дочки проститутки
выбор не до шутки:
«В монахини или как мать?
Платок иль моду догонять
в кружевах, в таверне?»

– Ведь трапеза скупая в келье! —
душой чиста, чело в грехе. —
Вот Темза-мать, спрошу на дне.

*
В темных водах Темзы поймали мертвяка:
девчонка молодая, золота серьга,
одета в белый саван, ноги в кружевах.
Никто по ней не плакал:
нет слёз на детский прах.

– Берёзонька моя милая,
берёзонька красивая,
расскажи, берёзонька,
девочке работящей,
поведай, берёзонька,
девушке не гулящей
всю судьбу-судьбинушку,
где встречу половинушку:
толь на берережку у реченьки,
то ли дома у печеньки,
а может, в лесу,
иль на пашню-полосу
как выйду,
так и милого завиду?

Зашептала берёзонька,
склонившись низёхонько:
«Милая ты моя, Маша,
нет девицы краше,
нет тебя умнее,
подрастай скорее!
А как вырастешь большая,
то стоя у самого края
берега крутого,
паренька увидишь молодого,
в лодочке, плывущей по реченьке,
не слушай ты его реченьки
и замуж за него не ходи,
потому как у тебя впереди
десять дочек,
десять сыночков,
во дворе скотина
и дел половину
не переделаешь за день.
На кой ляд тебе это надо?»

Вздохнула Маша радивая,
сказала: «Спасибо, родимая!» —
и побежала расти-подрастать,
на бережку крутом поджидать
в лодочке паренька молодого.
Не страшно ей дело людское!

Мужики и бабы,
очень сильно надо:
«Говорят, в сибири
всех царей убили,
без царей в сибири
хорошо зажили.»

– Мужики и бабы,
какого чёрта надо?

«Надо, ой как надо!
От барского уклада
болит у нас головушка,
и мёртвая коровушка
не доена, а съедена
боярскими медведями.»

– Мужики и бабы
лежали б на полатях,
сидели и смотрели,
как хлеба поспели.

Но не сидится мужикам,
не лежится бабам:
дали наши дёру
до самого бору,
до чащи, до леса!

Есть к жизни интереса:
«Избу срубим, будем жить,
на охотушку ходить.
Мост построим у реки,
чтобы наши рыбаки
наловили на уху
небывалую плотву!

А в корзинке у нас
петух с курицей – раз,
утки две и два гусёнка —
это три! А ты, девчонка,
шибко к нам не приставай.
Твой дед с сибири? Внук наш, знай.»

Пошла я в тине болотной топиться:
зачем мне знать ваши лица,
которые лишь хохочут
надо мной и моею дочей!

Вот ты, болото, не знаешь,
что родила я в сарае,
одна родила, без мужа.
Теперь с нами никто не дружит.

А болото мне отвечало:
«И куда ж ты полезла такая?
Дитя на старую мать останется,
а та ведь скоро представится.
Ты душу в воде не утопишь,
она будет летать и хлопать
крылами своими горбатыми
над маленькой дочкой и хатою.
Вот в чьи руки дитё попадёт
или так, само отойдёт?»

А я болото не слушала,
себя жалела, и в уши мне
водяной шептал: «Утопись,
жизнь постыла, за свет не держись,
видишь, тьма кругом и прохлада,
не ходи до дома, не надо!»

Я сидела в болоте зыбком
с отупевшей душой, и хлипко
хлюпали лягушата.

Вдруг душа моя виновато
сама покинула тело,
над хатой родной полетела,
крылами чуть ли ни топая.
Дверь в ожидании хлопала.

– Мама! – дочка кричала.
Старая бабка вздыхала.
И не было зла на свете,
лишь души горбатые… дети.

Нашу семью за версту видно!
Домище у нас завидный
строится всей роднёй.
А комнат то, комнат в нём:
кухня, две спальни и зала.

Чего ещё не хватало?
Живи и рожай детей
да работай быстрей!

Ведь у нас на Руси как ведётся:
кто не спит, у того скотина пасётся,
кто на печке зад свой не греет,
у того Маши растут и Андреи.

Вот вы на меня поглядите:
плечи, морда… боритесь,
ни за что не завалите!
Потому как не грею завалинку,
а бревно на плечо и вперёд!